Следы ведут в пески Аравии - страница 40
Все это осложняло пребывание европейцев в Таизе. Направляясь сюда, они твердо намеревались обследовать горные районы, где, как они узнали, растут все виды аравийских трав. Но теперь это становилось чересчур опасным. Форскол был в ярости. Он не желал мириться с тем, что какие-то нелепые распри нарушают его планы, и решил связаться с одним из мятежных шейхов и под его покровительством попутешествовать по горам. Настойчивость Форскола была так велика, что дола Таиза приставил к нему солдата с приказом не пускать его наверх. Зато слуга, сопровождавший ученых по приказу долы Мохи, пообещал Форсколу провести его в горы. Кончилось дело тем, что Форскол ушел из города один. Это произошло 18 июня. Но горными вершинами ему довелось полюбоваться лишь издали. Не пройдя и нескольких миль, он обнаружил, что все окрестные селения пусты: их жители, измученные жестокостью долы, покинули свои хижины и поднялись еще выше. Идти по их следам было весьма неблагоразумно. Как-никак, а Форскол выглядел бы в их глазах посланником долы, прямого их врага. И если бы в опустевших селениях он не умер от голода, то наверху его бы все равно убили. Так ни с чем Форскол и возвратился в Таиз, не потеряв, однако, надежды вернуться к своей затее.
Наступил мусульманский праздник ид аль-адха, или по-турецки курбан-байрам, что означает «праздник жертвоприношения». В эти дни паломники отправляются в Мекку, а во всех городах и селениях режут скот. Праздник связан с библейской легендой о пророке Аврааме, который должен был принести в жертву богу своего сына Исаака, но милосердный бог заменил сына барашком. В Коране Авраам именуется Ибрагимом, а его другой сын, Исмаил, рожденный от рабыни Агари, считается родоначальником арабов. В память о них. а быть может, по традиции, перешедшей в ислам от древних арабов — язычников, приносивших жертвы своим божествам и духам, каждый правоверный должен в определенные дни зарезать овцу, барана, корову или верблюда и торжественно съесть их за праздничным столом.
Ид аль-адха длится трое суток, и никто в это время на базаре не торгует. Поэтому европейцам пришлось заранее запастись всем необходимым для себя и для своих слуг-арабов — для них купили традиционного барана, муку, мед, сахар, чтобы испечь что-нибудь сладкое к праздничному столу, а о кате те позаботились сами.
Среди мусульман было не так уж много людей, которые могли точно высчитать день праздника, перемещавшийся из года в год в соответствии с лунным календарем.
С помощью европейцев в Таизе день этот был определен заранее, подданные отправили доле положенные подарки и приготовились к празднеству. Однако перед самым заходом солнца из Саны неожиданно пришло известие, что ид аль-адха наступит там лишь через сутки, а торжество должно, разумеется, отмечаться повсюду одновременно. До окрестных селений это известие не дошло, и жители Таиза целые сутки не без зависти наблюдали, как там шел пир горой, до того момента, когда три пушечных залпа, грянувшие из крепости Кахира, не возвестили о начале праздника и здесь.
На другой день снова били пушки, и армия долы воинственно маршировала по немощеным улицам, вздымая тучи пыли. Свою ловкость демонстрировали наездники. Возглавлявший торжества дола тоже пожелал показать свое умение, понесся вскачь, по свалился с коня.
Праздники кончились, и Форскол снова стал мечтать о походе в горы. Наши европейцы не знали об одном немаловажном обстоятельстве. Распри между шейхами были делом второстепенным и едва ли могли сказаться на их пребывании здесь. Но зейдиты отличались особой замкнутостью, и отсюда, в частности, проистекала их нелюбовь к иноземцам. Этот своеобразный изоляционизм впоследствии лёг в основу внешней политики имамов Йемена.
Нибур также собирался исследовать окрестности Таиза и, подобно Форсколу, чувствовал себя словно в ловушке. Пока же он занимался тем, что позволяли обстоятельства: чертил детальный план города, знакомился по завету умершего Хавена с местным диалектом, производил астрономические наблюдения, поднимался в крепость, где скопировал старую надпись на воротах. Форскол стал уговаривать Нибура идти вместе с ним. Нибур обещал, и они решили этой же ночью ускользнуть из города.