Случайная исповедь. Продолжение - страница 7

— Что-то, мне не до сюрпризов сегодня, — устало говорит Екатерина. Я, встревоженно, вглядываюсь в изможденные черты, такого родного мне, лица.

— Все нормально, не переживай. Просто настроения нет. Ладно, давай свой сюрприз.

— Он не здесь. Тебе понравится, обещаю — говорю я, помогая ей одеться.

На улице, ярко светит солнце. Катя поднимает голову, подставляя ему свое бледное лицо. Черты ее заострились, от чего, глаза выглядят, просто, огромными, как омуты лесных озер.

— Как же я люблю солнце, — радостно говорит она. — Куда ты ведешь меня?

— В наше кафе.

Я купил это кафе. Тех денег, что она платит мне, хватило с лихвой. Официант Антон проделал огромную работу, сам бы я не справился, превратив скучное, серое заведение в детскую радость — кафе — мороженое. Мы дали ему чудесное название — название кафе из ее детства. «Чебурашка» — так называлось оно тогда. Все сделал Антон, которого я назначил управляющим. Именно он, в силу своего возраста, с мальчишеским рвением восстановил интерьеры, по старым, найденным в архивах, фотографиям.

— Что это? — Я вижу детский восторг в, широко распахнутых, глазах моей Кати.

— Это, мой сюрприз. Тебе нравится?

Катерина молчит, по щекам ее бегут чистые, как утренняя роса, слезы.

— Семен это… Ты волшебник. Я не ошиблась в своем выборе, в первый раз в жизни. Идем скорее, я так мечтаю о пломбире с орехами и шоколадной крошкой. А потом еще и с сиропом. Просто волчий аппетит.

Мы сидим за нашим столиком. Антон, специально, оставил его для нас, по моей просьбе. Я вижу счастье, написанное на лице, самой любимой, для меня, на свете женщины. Катя раскраснелась и, если бы не болезненная худоба, стала похожа на себя прежнюю. Такую, какой я увидел ее здесь, чуть больше года назад.

— Посмотри, какие они чудесные. Необыкновенные просто, — улыбаясь, говорит она, разглядывая веселящихся детей, с которыми занимается Антон, нарядившись в костюм огромного Чебурашки. — Сколько в них непосредственности и жизни, — Катя облизывает, и без того уже, чистую ложку. Вижу — она устала. Едва сидит.

— Пойдем домой — предлагаю я.

— Да, пойдем, пожалуй. Только давай еще мороженого возьмем. Домой, — умоляюще смотрит на меня Екатерина. Я не знаю, можно ли ей столько этого холодного лакомства. Но под ее взглядом сдаюсь.

— Не гипнотизируй меня, без нужды. Я, и без того, нахожусь под твоими чарами — шепчу я, пока мы ждем, когда нам принесут запакованное в контейнеры мороженое с сиропом. И это мое последнее счастливое воспоминание.

После следующего сеанса химиотерапии у Кати падают все показатели крови. Мое сердце обливается кровью, при виде содрогающейся в рвотных спазмах, истощенной фигуры женщины, которую я люблю больше жизни. Она не жалуется, но я вижу, каких трудов ей стоит самое простое передвижение по квартире. Утром я заметил на ее подушке, вылезшие клочья волос. Выпали и волшебные ресницы, сделав ее волшебные глаза похожими на, потерявшие свои лепестки, сказочные цветы.

— Я очень страшная — спрашивает она, озадаченно разглядывая свое отражение в старинном зеркале.

— Ты прекрасна — отвечаю я, совсем, не кривя душой. Мне без разницы, как выглядит моя богиня. Я люблю ее такой, какая она есть. И с каждым днем, чувство мое, только растет, заполняя меня полностью.

— Уходи — вдруг говорит Катя.

— Как это? Что ты придумала, вдруг?

— Уходи — вдруг, начинает кричать она — проваливай.

Я пытаюсь обнять ее, но она бьется в моих руках, словно раненая птица.

— Успокойся. Скажи, что я сделал не так?

— Все так. Чересчур так. Я поняла, какая я дрянь. Держу тут тебя, праведника, возле себя, лишая радости жизни. — Она больше не кричит. Сидит, уткнувшись лицом в мое плечо, от чего рубашка, тут же, пропитывается ее слезами.

— Прости меня. Прости — всхлипывает Катерина, и я чувствую, как сердце мое наполняется щемящей жалостью к ней.

— Не за что мне тебя прощать. Я просто знаю — мое место здесь, с тобой. И ты это знай. Нельзя предать божество, которому поклоняешься. Видно, кому то так было угодно, что бы мы вместе прошли этот путь. Люди, вообще, не встречаются случайно — успокаиваю я ее, баюкая, словно младенца, в своих руках.