Слуги ветра - страница 34

— Если не ошибаюсь, булгальцы — отменные воины.

— Эта как раз из пленных. Говорят, взяли с военного корабля, что-то разнюхивали в наших землях небесные скитальцы. Давно они на северную степь клыки навострили, да вот только куда им с кочевьем тягаться.

— Зубы у нее все целы? Не повыбили? — продолжил я разговор, давая всем своим видом понять, что заинтересовался товаром.

— Мои нукеры свое дело знают, кнуты все льняные, ни свинца, ни кожи. А зубы ровные, чистые, как жемчужины. Ох, хороша, да диковата. Я уж ей и золото предлагал, и вольную грамоту, подарки дорогие, все нос воротит. Бери, друг, не пожалеешь, ты молодой — совладаешь. Платье я бы на нее и прежде надел, так ведь изорвет, истопчет неблагодарная, жалко.

Вместо ответа я пододвинул к себе деревянную чашу, в которую по обычаю нужно было класть золото. Проявляя уважение к традициям, я к условленным ста золотым монетам положил еще пять лишних, которые купец должен будет потом отдать в храмы духов. Никто, разумеется, этого не делал, но соблюдение традиции придавало мне вид почтенного человека, что вежливый кочевник тут же оценил.

Покопавшись в пергаментах, хозяин нашел грамоту на мою рабыню и вручил ее в руки, не потрудившись при этом слегка поклониться.

Прежде чем унесли клетку с моей собственностью, я успел еще раз взглянуть в глаза девушки. Все тот же ненавидящий взгляд, но складывалось впечатление, что дай я ей волю, прежде чем меня задушить, она не побрезгует поцеловать за то, что избавил ее от приставаний толстого и старого кочевника, насквозь пропахшего курдючным жиром и потом.

— Харидский выкормыш, — прохрипел кочевник, откашлявшись. — Грязное отребье, совсем сопливый еще, но под стать твоей рыжеволосой львице. Без цепей не держу, буйный попался.

Хозяин полог паланкина только приподнял, поднеся ближе масляную лампу. В клетке ворочался мальчишка-подросток лет пятнадцати, закрывая глаза даже от тусклого света лампы.

— Он жив вообще? Что-то не похоже, что он опасен. Да и что, право, с ним делать?

— Да вместо сторожевого пса сойдет. Я его сонным отваром пою, цепи, конечно, хорошо, но эти харидские бестии, как росомахи, может и руку себе отгрызть, лишь бы вырваться. Выволок его на соляном стойбище, из гнойной ямы, к своим же сородичам в лапы попался за какую-то провинность.

Я не скрывал своей брезгливости. Мне действительно было не очень приятно смотреть на изможденное тело, словно мумию, на котором кроме набедренной повязки больше ничего и не было.

— Ну, только если как пса, и верно, на цепь посадить. Имя-то хоть у него есть?

— Най, — заревел в голове громогласный оклик.

Голова закружилась, стало невыносимо душно, словно дубиной огрели. Я выставил вперед руку, впиваясь пальцами в сальный ворс ковра. Это был не голос, не шепот, не звон тревожного гонга, не горное эхо. Меня сотрясало от каждой буквы в этом слове, в этом странном имени, которое так никто и не произнес. Никто из тех, кто был рядом. Это имя прозвучало в моем сознании раскатом тысячи громов, взрывом сотен пороховых кувшинов. Най! Не иначе как сами духи-хранители шепнули мне имя…

— Да откуда у этого животного имя, господин, помилуйте, — гаркнул купец, злобно взглянув на прислугу. — Как назовете, так и будет, он с тех пор, как из ямы вылез, так еще ни слова не произнес, ни на одном языке. Я вот и думаю, а не нем ли он, да язык вроде при нем.

— Ну что ж, диковинный звереныш, но и цену за него дам как за зверя.

— А я больше и не попрошу, господин. Полсотни в самый раз будет, и харидских замков к цепям в придачу. Не приведи духи, сорвется, бед натворит, все на мою душу грешную.

Удушье и боль немного отступили. Я снял с пояса кожаный дорожный бурдюк и отпил немного полынного вина, чтобы привести себя в норму. После того как это странное имя прозвучало в сознании, я думал, что и вовсе лишусь чувств, такая дикая и пронзительная была боль.

Двое рабов — это уже много. Ведь помимо той цены, что я выложил купцу, я еще должен буду заплатить налог да как-то доставить этих оборванцев с торжища в столицу. Посетовав на то, что в крепости не сыскать добрых лошадей и ночлега я поспешил намекнуть кочевнику, что больше торговаться не собираюсь, но купец настаивал.