Слуги ветра - страница 35

— Полно вам, уважаемый, что беспокоиться, есть у меня знатный книгочей, хороший слуга, тихий и послушный. Малость не в себе, скрывать не стану, но исполнительный, верный. В придачу к нему дам молодого мула. Хороший раб, тихий, убегать никогда даже не пытался, будет вам ко сну ноги мыть, фрукты подавать.

— Да в столице не каждый вельможа может себе больше трех слуг позволить, куда уж мне.

— Вельгор зовут, — говорил купец, как бы не слыша моих отпираний, — хороший малый, семь языков знает да еще какой-то, что никто не слышал прежде. Я так думаю, что он полхиец, хотя для северянина слишком щуплый да смуглый. Но коль обращаешься, всегда вежлив и говорит на полхийском. Купите, господин, не пожалеете. За ним еще мула молодого даю, — напомнил кочевник. — И мешок овса в дорогу.

Ну как тут было устоять. Пришлось купить. Пусть думает старый спекулянт, что я себе и верно рабов покупаю. Не говорить же ему, что каждому из них я уже наметил дать вольную и пригласить в свою команду. Жаль будет, если откажутся, только золото потеряю.

Ну да ладно, это те последние грифы, что достались мне вместе с корабельной казной. Свое золото я еще не тратил.

Долго задерживаться в крепости не стали. Мне не терпелось побыстрей удрать из этого жалкого места, да и была надежда, что смогу проскочить в город через торговый путь, тот самый, что используют караваны, выходя из-под защиты стен. Ранним утром стража там сонная, да и многие солдаты меня знают. Отделаюсь мелкой монетой.

Для скованных цепями рабов пришлось купить еще двух лошадей.

Мальчишка Най все еще был без чувств, северная львица брыкалась и хрипела, но Азар быстро привязал ее к накидному седлу. А тихоня Вельгор сам сел на мула, и держа перед собой большую сумку со свитками да бурдюк с овсом, последовал за нами.

По приезде домой я разбудил старика Трома и велел ему позвать свою ведьму. Не молодым же жреческим слугам доверять мытье этих несчастных невольников.

Рабов спустили в подвал. Пока мы с Азаром топили маленькую баню, слуги носили из реки воду в купальню.

На нижнем этаже дома приготовили три комнаты, в которые я собирался поселить своих будущих гостей.

Я ненавидел рабство. Терпеть не мог, когда кто-то позволяет себе так единолично распоряжаться человеческими судьбами, и потому ни меры не сомневался, что все рабы, купленные мной, получат вольную грамоту.

Как только баня была готова, я первым отмылся от дорожной пыли и зловоний рабовладельческого торжища. Вечно ворчащая старуха Трома принесла мне холодного вина и быстро спровадила в спальню, берясь за работу.

Тром сидел на веранде и перебирал пергаменты, врученные мне вместе с рабами.

— Скажи, старик, часто ли ты слышал, как говорят духи?

— А ты что же, с духами говорил? — удивился Тром, почесывая лысину.

— Спросил у купца, как имя мальчишки, а тот не знал. Но у меня в голове вроде как гром загрохотал, такой голос… И произнес имя — Най.

— Ой, сынок, как бы не сами нейфы голос подали. Ты костями, что я тебе давал, играть не вздумал?

— Тьфу на тебя, какое играть, после несчастного капитана со мной даже пьяный вусмерть сапожник играть не сядет.

— Это все тебе наказание, что к святым духам, к алтарю не ходишь, восхвалений не вторишь. Вот и не знаешь, невежда, что голос нейфов громогласен, предвещает кары да беды.

— Тоже скажешь! Старый пьянчуга! При чем здесь святые алтари?

— Голос нейфов — знак тайный, либо жизнь вечная, либо мгла млечная. Никак сам хозяин Арха с тобой заговорил.

— Ты опять про свои кости! Они-то тут при чем?! — возмутился я, собираясь уходить.

— Верно говорю, кости голос подали! Или брось подальше, или слушай, что говорят! Вот тебе мой совет.

— Вот еще с костями мне разговаривать не приходилось. Пил часто, пил много, но чтоб до такого допиться.

— Это дар небесный, дубина ты сучковатая! Кости многие сотни календарей молчали! А тут заговорили, да с кем, пропади он пропадом, ворюга безродный!

— Ты полегче языком-то, старый, я уж камня два ничего не крал.

— На вот, возьми, — старик достал из-за пазухи керамический флакончик и протянул его мне. — Душная соль это. Когда нейфы говорят, голос их мутит сознание, бывает что и падучей свернет в коромысло, не встанешь. Вот ты соль тогда и понюхай, чтоб чувств не лишиться.