Смерть экс-любовника - страница 15
– Ты не знаешь ее, – сказала я наконец.
– А ты?
– Знаю. Что ты имеешь в виду?
Саймон посмотрел мне в глаза:
– У нее проблемы с выпивкой, а тебе об этом неизвестно, отсюда вывод: либо ты не знаешь ее так хорошо, как думаешь, либо закрываешь глаза на проблему. Какое из этих утверждений правильно?
Я уставилась на него.
– А других вариантов нет? Разве нельзя напиться раз в жизни? Джо наверняка ничего сегодня не ела, что для нее не редкость, а ведь она кожа да кости. Плюс ко всему умер Дэвид. Джо ирландка. Ирландцы обязательно напиваются по поводу чьей-то смерти. Это культурный императив.
– Ирландцы имеют склонность к алкоголизму, – согласился Саймон. Его спокойствие выводило меня из себя. – Но скажи, ты когда-нибудь теряла сознание от выпивки?
– Да. В наше первое свидание.
– Ты просто заснула. В три часа ночи. У себя дома. Я тоже никогда не напивался до потери памяти, а у меня случались очень плохие дни.
Я перебрала несколько ответов на его тираду, но предпочла величественно промолчать. Затем направилась в гостиную, укрыла Джо одеялом, прошла через спальню в ванную, где провела сорок минут в пенистой воде, с «Экономистом» – единственным журналом, который можно найти у Саймона, – в руках.
В первый раз за три недели я надела пижаму, причем неглаженую. Саймон продолжал работать. Я заползла в кровать, повернулась к нему спиной и пробормотала:
– Спокойной ночи!
– Ну уж нет. – Он смахнул с кровати бумаги, стянул с меня одеяло и пристроился рядом. – Сейчас ты узнаешь, что такое спокойная ночь.
– Правда? Хорошо. Покажи, на что ты способен.
Он так и поступил.
Когда я утром проснулась, Джо в квартире не было.
Глава 8
Дэвида Зетракиса не удостоили первой страницы «Лос-Анджелес таймс», но материал о нем разместили в калифорнийском разделе. Статья была сфокусирована на фактах, мне уже известных, а на полях перечислялись его фильмы, работы в театре и на телевидении. Номинации на «Эмми» были отмечены звездочками, а полученные «Эмми» – двумя звездочками.
Когда кто-то умирает, на следующее утро испытываешь особенное беспокойство. Ночь приглушает боль от потери, и утром ты переживаешь ее с новой силой, выключая будильник или заходя в ванную комнату, когда вдруг ощущаешь холод от кафельной плитки под ногами и вспоминаешь о событии, которое будет преследовать тебя в течение долгого времени. Я читала «Лос-Анджелес таймс», словно желая запомнить произошедшее навсегда, чтобы оно никогда не обрушивалось на меня заново.
Я села за работу – стала составлять счета, за открытки, гадая, как сделать свое занятие более прибыльным, но мои мысли постоянно возвращались к записке Джо, оставленной ею для меня на кофейном столике Дэвида:
У.! Спасибо. У меня все о'кей. Позвоню. Д. P.S. Ты можешь поверить, что он мертв?
Нет. Более того, я не могла поверить, что у Джо все хорошо. Набрав ее номер, я наткнулась на голосовую почту. Стоило мне прервать связь, как телефон зазвонил. Это была ассистентка Джен Ким. Не успев вспомнить эту самую Ким, женщину с вечеринки, курившую возле бассейна, я уже согласилась встретиться с ней в студии, где снимали «Под конец дня». Слова «собеседование о работе» временно вытеснили мысли о Дэвиде и Джо.
Я приняла душ, с особой тщательностью оделась и придала квартире вид номера в четырехзвездочном отеле. Саймон уже ушел, днем в перерыве он заскочит в спортивный зал – кроме всего прочего в Квонтико их, наверное, учили и недосыпанию.
Продвигаясь на север, я слушала новости. Речь шла о Дэвиде, о его борьбе с раком, которая привела к преждевременной версии о самоубийстве. Теперь, когда эту версию опровергли, поползли слухи, будто ему помогли покончить с жизнью. О том, кто был автором гипотез и слухов, ничего не говорилось. Я подозревала самих репортеров: они пребывали в отчаянии, оттого что ничего не сумели разведать и целую неделю у них не было интересных новостей.
Я спустилась с холма и оказалась в Бербанке – городе, под завязку набитом оборудованием для производства фильмов и телепередач. Люди здесь тоже были – те, кто готов терпеть жару в долине. Зато плата за дома и квартиры здесь относительно невысока. У Бербанка есть небольшая отличительная особенность, служащая некоторой компенсацией для тех, кто работает в Лос-Анджелесе: в отсутствие смога отсюда открывается потрясающий вид на горы, похожие на нарисованный задник.