Смерть и возвращение Юлии Рогаевой - страница 17

Он надламывает пустую краюху и опять подвигает к себе тоненькую бежевую папочку с личным делом погибшей уборщицы Юлии Рогаевой. В третий раз перечитывает ее анкетные данные — возраст, место рождения, адрес в Иерусалиме — и снова осторожно приближает к глазам маленькое, неясное изображение женского лица и длинной, почти модильяниевской шеи, пытаясь понять, в чем секрет той красоты, о которой говорил Журналист и которая так обидно — если ему верить — ускользнула от его взгляда, когда он принимал эту женщину на работу. Неужто его Секретарша права и он действительно замкнулся в себе, как улитка, так что красота и добро проходят мимо него, как тени? Ему вдруг опять вспоминается почти интимная фамильярность, которую она позволила себе во время сегодняшних розысков, и он окончательно утверждается в мысли, что завтра нужно будет первым делом поставить ее на должное место. Среди товарищей по сверхсрочной службе он славился тем, что всегда умел сохранять дистанцию между собой и своими секретаршами — до тех пор, пока не женился на одной из них.

Он закрывает папку, отламывает от буханки еще один кусок и подходит к шкафу, чтобы достать личное дело пожилого Мастера. Эта папка, в отличие от предыдущей, старая, пухлая, со множеством листов, и фотография в ней — не отсканированная, а сделанная для паспорта. На снимке — лицо молодого красивого парня в форме техника инженерных войск, его черные глаза сияют, открытый миру взгляд дышит доверием и надеждой. Кадровик листает бумаги — старые заявления о льготах и дополнительных отпусках, извещения о женитьбе и рождении трех детей, приказы об очередных повышениях по службе и бесчисленные заявления, отражающие долгую, утомительную тяжбу за приведение зарплаты в соответствие новой должности. В общем и целом надежный работник, хотя есть тут и десятилетней давности резкое письмо самого Старика с выговором из-за какого-то двигателя, который сгорел по халатности Мастера. История человека, который неуклонно поднимался по службе и в итоге сегодня, несмотря на звание обычного техника и запачканные машинным маслом руки, получает вдвое больше, чем он, ответственный за человеческие ресурсы и проблемы всей пекарни.

Смотри-ка, незаметно-незаметно, а буханку он умял-таки целиком — одни крошки остались! Он сгребает их в ладонь и швыряет в мусорную корзину, потом решительно набрасывает на себя еще мокрый плащ и выходит наружу, снова направляясь к зданию пекарни, что смутно темнеет сквозь светящийся под фонарями ночной туман, прослоенный клубами серого дыма.

В ночь со вторника на среду пекарня готовит хлеб еще и для армии, поэтому все конвейерные ленты и все печи работают в лихорадочном режиме. Армейские грузовики уходят в ночь один за другим. У входа в цех он сам спрашивает у уборщицы халат и колпак и, не дожидаясь ее помощи, идет разыскивать Мастера ночной смены. Все-таки нужно предупредить человека. Того и гляди этот Змий подколодный заявится и сюда. С него станется.

Мастера он находит не без труда. Вместе с двумя техниками тот стоит у раскрытого зева огромной печи, озабоченно прислушиваясь к доносящемуся из глубины скрежещущему звуку. Печь еще не совсем остыла, и лица у всех троих раскраснелись от жара. Глядя на эту группу, он снова ощущает какую-то странную зависть к людям, которые имеют дело с немыми, неодушевленными предметами. А ты возись тут с живыми душами! Он смотрит на пожилого Мастера в синем рабочем халате и мысленно возвращается к тому симпатичному, молодому, черноглазому парню из интендантских частей, черно-белая фотография которого украшает первую страницу его личного дела. И когда их взгляды наконец встречаются, Кадровик сразу чувствует, что Мастер смотрит на него как на старого знакомого и вовсе не удивлен его возвращению, как будто ему самому было ясно, что история погибшей уборщицы не может закончиться беглым, поверхностным расследованием. Вы меня ищете? — спрашивает его немой взгляд. Кадровик не хочет ничего говорить в присутствии техников и только дружески поднимает руку в приветствии. Не согласится ли Мастер еще раз поговорить с ним? Только не здесь, в цеху очень шумно. Тут рядом есть столовка, они могли бы посидеть там.