Смерть на перекрестке - страница 34

стр.

— Ой! Простите меня, благородный господин, но вы соблаговолили свернуть на перекрестке совсем в другую сторону…

— О чем ты, девушка?

— Да как же, благородный господин… Помните перекресток четырех дорог?

— Да уж. Преотменно помню.

— Одна из дорог ведет из провинции Удзен, верно?

— Право, так. Я и пришел к вам по этой дороге.

— Вы поглядите сами, господин! Одна дорога в отроги горные уходит, прямо к вершине Фукуто. Другая — с гор, в деревню Судзака тянется. Третья — та в провинцию Рокудзен через деревню нашу ведет, истинно так. А вы, верно, соблаговолили по четвертой дороге пройти. А она от Судзаки прямо к нам, в Хигаши идет…

— Стало быть, чтобы попасть сюда, вовсе не следует проходить через Судзаку?

— Нет, конечно, господин! Правда, про Судзаку — разговор особый, близ этой деревни усадьба самого князя, господина нашего, стоит… Только не любят странники через Судзаку ходить-то! Через нас — напрямую — быстрее. Оттого и двор постоялый в нашем селении, и домик чайный. Кому охота крюк делать, ежели от перекрестка прямо к нам дойти можно?

— Что ж это получается, милая? Дороги образуют треугольник, смыкающий деревни Судзаку и Хигаши с перекрестком?

— Точно, господин!

— И стало быть, если я пойду по этой дороге, то либо попаду в провинцию Рокудзен, либо сверну назад, в сторону перекрестка?

— Истинно так, господин!

— Что ж, красавица. — На сей раз Кадзэ явственно давал понять служанке, что толкует с ней далеко не от скуки, — сделанного не вернуть. Скажи мне, однако, — правда, что нынешний князь ваш и двух лет не правит провинцией?

В голосе самурая звучал неподдельный интерес.

— Истинно, господин! Ныне у нас князь молодой. Красивый. Светлейший Манасэ его зовут, вот как! А провинцию нашу ему в награду даровали, как он изволил убить в великой битве при Секигахаре какого-то важного вражеского полководца. Вроде того полководца Иваки Садатака звали, а может, и нет. Одно известно: господин наш принес голову того полководца прямо в палатку великого Токугавы Иэясу и бросил к его ногам. А сёгун за таковой подвиг ему провинцию нашу подарил!

— Отчего ж тогда, мне мнится, нет в провинции вашей ни мира, ни покоя?

— Какой там мир, господин! Какой покой! С тех пор как провинцией нашей Светлейший Князь Манасэ правит, мы все едва с риса на воду перебиваемся, правда, правда. Двор наш постоялый да домик чайный в последние пару лет уж закрывать впору. Никто к нам не ходит. Боятся люди по дорогам нашим странствовать. Своя шкура дороже. А мы все скоро с голоду помирать станем!

— Вон оно как, красавица! — На сей раз тон захожего самурая выражал и жалость, и симпатию, и устоять перед ним было трудно.

Девушка и не устояла.

Склонилась к Кадзэ, сверкнула глазами, зашептала жарко:

— Благородный господин воин! Окажите честь простой служанке! Этой ночью я позволю себе прийти к вам в комнату. Только по-тихому все надо, чтоб хозяин не узнал. Честное слово, я бесплатно. Не побрезгуйте бедной девушкой, благородный господин[8]

Кадзэ снова взглянул на служанку. Тощая до неприличия. Угловатая — в ее-то годы! Личико — правда, бывают и хуже, но этот крестьянский медный загар! Жестокая насмешка застряла в горле. Нет. Зачем обижать девушку? Заговорил мягко:

— Спасибо за предложение, прекрасная дева. Только не собираюсь я брать у вас комнату. Нынче же мне необходимо воротиться в селение Судзака…

— Да ведь ночь, почитай, на дворе! — В голосе прислужницы звенело неподдельное возмущение. — О смерти вы, что ли, мечтаете, коли собираетесь бродить в темноте по нашим дорогам?! Бандиты, разбойники за каждым кустом. А демон? Иль я зря вашей милости про демона рассказывала?!

— Нет, прелесть моя. Не зря…


Когда Кадзэ добрел наконец до деревни Судзака, на дворе уж давным-давно стояла непроглядная ночь. Впереди маячил дом угольщика Дзиро, и самурай преотлично видел красные отсветы огня, проглядывавшие сквозь щели деревянных дверей.

Сильному воину распахнуть бы скользящие эти двери одним ударом — вместе с жалким засовом! Но Кадзэ счел за лучшее вежливо постучать в одну из створок.

— Эй, Дзиро! Спишь, старик? Гость твой самурай воротился! Отпирай, пусти переночевать!