Смутное время в России в начале XVII столетия: движение Лжедмитрия II - страница 20

, поэтому появление данной версии нельзя датировать маем 1606 г. Следует также иметь в виду, что эта версия не фигурирует ни в одном русском официальном документе и, как видно из записок С. Немоевского, распространялась приверженцами В. Шуйского в народе в виде слухов[185]. Во всяком случае, в декабре 1606 г. русские послы в Речи Посполитой кн. Г.К. Волконский и А. Иванов не смогли сообщить на этот счет ничего определенного[186].

Первые достоверные сведения о самозванце московским властям удалось получить к апрелю 1607 г., когда была отыскана его семья. Русские послы, согласно царскому наказу, должны были сообщить в Крыму, что «царевичем Петром» назвался терской казак Илейка, бывший холоп сына боярского Григория Елагина[187]. Эти сведения почти полностью подтвердились в октябре 1607 г., когда Лжепетр попал в плен и на пытке дал показания[188]. Спасая свою жизнь, Илейка Коровин постарался представить себя жертвой обстоятельств. В его рассказе правда переплеталась с вымыслом и умолчаниями. Он заявил, что якобы был незаконнорожденным сыном муромского сапожника, после смерти отца и матери еще в отроческом возрасте бежал из дома и с торговыми людьми ходил в качестве кашевара на судах по Волге от Астрахани до Москвы. Здесь, на Нижней Волге, он был кашеваром, служилым казаком, холопом и, наконец, вольным казаком[189]. Материалы посольства в Крым показывают, что на счет семьи и сиротского детства Илейка Коровин лгал. Мать, сестры и жена, о которой он даже не упоминает, были живы и хорошо известны властям[190]. Возможно, самозванец таким образом пытался спасти свою семью. В описаниях своих похождений по Волге, как показывают источники, вышедшие из правительственного лагеря, в основном говорил правду[191].

О.М. Бодянский, издавая в прошлом веке «Сказание о Петре-Медведке», высказал сомнение в том, что Лжепетр, искавший в Речи Посполитой «царя Дмитрия», и Лжепетр, действовавший в России, был одним и тем же лицом[192]. Исследователи до последнего времени не придавали значения этим сомнениям[193]. Лишь недавно М. Перри вернулась к гипотезе О.М. Бодянского, отметив, что нет никаких доказательств, опровергающих сомнения историка[194]. С этим утверждением трудно согласиться. В главных деталях версии легенды Лжепетра, зафиксированные Ж. Маржаретом, секретарями А. Сапеги и С. Немоевским, совпадают[195]. Это явно записи одной и той же легенды. Помимо этого в «Сказании о Петре-Медведке» имеются волжские сюжеты[196], появление которых можно объяснить только тем, что Лжепетр, приехавший в Речь Посполитую искать «царя Дмитрия», и Илейка Коровин — одно и то же лицо. Эти наблюдения рассеивают сомнения О.М. Бодянского и М. Перри. Легенда Лжепетра, как показывает анализ, создавалась по образу и подобию легенды Лжедмитрия I (намерение Бориса Годунова убить царевича, подмена его матерью, тайное воспитание и т. д.). В обеих легендах вымысел неуклюже сочетался с реальными фактами биографии самозванцев.

На допросе в Москве Лжепетр детально рассказал, как родилась самозванческая интрига, постаравшись возложить всю вину за происшедшее на терских казаков — ветеранов движения Лжедмитрия I, которые заставили его играть роль «царевича»[197]. Рассказу самозванца можно доверять, т. к. его подтвердил дворянин Баим Болтин — человек, весьма осведомленный в делах Поволжья, которого нельзя заподозрить в симпатиях к самозванцу и его товарищам[198]. Казаки, по словам Илейки Коровина, обласканные самозванцем, вернулись на Терек из Москвы в конце 1605 г. и начали готовиться в поход в Закавказье на Куру против турских людей[199]. Эти приготовления, по всей видимости, не были случайными. Лжедмитрий I намеревался в 1606 г. предпринять широкомасштабную войну против «неверных» турок и крымчаков. Со времен Ивана Грозного московские государи в таких случаях обращались за помощью к «вольным» казакам, присылали им «жалование», разрешали приобретать оружие и снаряжение в пограничных городах. Вольных казаков ожидало разочарование. Самозванец, истратив огромные суммы на дворян, никакого жалования не прислал. В суровой казацкой доле ровным счетом ничего не изменилось. Казаки, как прямо указывает Илейка Коровин, решили, что в их бедах повинны «лихие бояре», вновь обманувшие царя