Снег и камень - страница 5

Я, конечно же, рассказал об этом родителям. Мама не сказала ничего, а папа ответил:

— Тебе что, песен не хватает? Ну, не любит человек казачьи песни. Я вон, например, блатняк не люблю. Это дело вкуса. Музыкальный мир огромен. Играй то, что требует учитель.

— Но это не значит, что казачьи песни нужно сравнивать с фашистскими, — высказал я свое мнение.

На что папа нервно заметил:

— Бывает, что какая-нибудь песня вызывает зубную боль. Я вон, как услышу где-нибудь «Голуби летят над нашей зоной», так лучше бы «Марш люфтваффе» послушал. Немцы, надо отдать им должное, всегда писали хорошую музыку, начиная с Баха и продолжая Бетховеном. Даже Ленин любил Бетховена! И наш нынешний марш ВВС содран у них же. А если тебе нравятся казачьи песни, возьми, да выучи сам. Никто не запрещает! Кстати, хочешь, я научу тебя петь гимн Азербайджана на азербайджанском языке?

На этом разговор и закончился, но любопытство мое нисколько не удовлетворил.

Дело в том, что все члены нашей семьи были потомками запорожских казаков, переселенных Екатериной Второй на Кубань. И я этим гордился. Спустя многие годы мне довелось узнать правду и оказалось, что заряжать камни в снежки — детская шалость. Хотя, может, именно с таких шалостей и начинается путь в мерзость?

В тысяча шестьсот сорок восьмом году один из отрядов Богдана Хмельницкого подошел к городу. Поляки тут же сбежали в замок и закрылись в нем. А евреев не пустили. Дескать, еды на всех не хватит, чтобы осаду выдержать. Видимо, они не знали пословицы: «В тесноте — да не в обиде». Ну да, пословица-то русская. А они поляки. Язык другой. И пословицы, видать, тоже.

И со стен крепости (кстати, замок благополучно выдержал осаду и не был взят казаками) они спокойно наблюдали за зверством, творившимся внизу, ибо другим словом то, чем занимались тогдашние борцы за свободу Украины, назвать нельзя. Да и это слово вряд ли употребимо, потому что несправедливо обижает зверей, живущих инстинктами, а не откровенным садизмом.

Но это не единичный случай в истории города, связанный с нелюбовью моего учителя музыки к казачьим песням. Подобное повторялось и в восемнадцатом веке и в двадцатом, во время гражданской войны.

Выходит, Николай Васильевич, осветивший в своих произведениях колоритный мир украинского казачества, был сильно однобок. Хочется верить, что нет. Хочется верить, что казаки, резавшие и насиловавшие беззащитных людей под стенами замка, были из тех, кто заряжает снежки камнями, а таких тварей на Земле меньшинство. И Гоголь писал о других! Правда, ведь?!

Он писал о тех, кто жертвует собой ради свободы, о тех, для кого вера дороже жизни, о тех, которые справедливы и терпимы к другим людям! И таких большинство. Наверное.

Я люблю казачьи песни и до сих пор играю их. Ведь поется там о гоголевских казаках, не рубивших шашками младенцев. И кошек в животы женщинам засовывали не они, а другие, те, кто в детстве начинал со снежков с камнями внутри. Но таких меньшинство. И среди казаков, и среди других нелюдей любой национальности. Вы тоже так считаете? Правда, ведь?!

Но тогда я ничего не знал, а просто жил как все.

Евреи были в каждом классе. И в русских школах, и в украинских. И ничем не отличались от мальчишек других национальностей. Разве что школьной формой. У одних синяя, у других коричневая. А девчонки даже формой не отличались. И дружили все со всеми. И это никак не было связано с сибиряками, которые проходили срочную службу в батальоне внутренних войск, расположенном в замке. Правда, ведь?

Несмотря на занятость замка, который мы называли «Крепостью», нас пускали внутрь на экскурсии. Там мы узнали, что до сорок первого года крепость ни разу не была взята штурмом. Она всегда отбивалась, в том числе и от татар. А один раз какая-то панночка выстрелила из пушки, и ядро снесло голову целому хану, подступившему со своим войском к городу. Татары сразу же сбежали, а панночка осталась в истории как храбрая и доблестная защитница.

Венька Бергман — один из моих одноклассников — слушая экскурсовода, забыл о нашей с ним ссоре, и одновременно бубнил мне в ухо о том, что панночка, дескать, спасла тех, кто отсиживался в крепости. А других не спасла.