Снег в июле - страница 14

— Почему такие широкие улицы? — вдруг вырвалось у меня.

Руководитель мастерской не удивился вопросу. Он обстоятельно объяснил, что через много лет по этой магистрали будет ездить много машин и, чтобы не было автомобильных заторов, нужна широкая магистраль. «Ведь потом дома не подвинешь», — сказал он.

Он был прав, цифры — упрямая вещь. Число машин такое-то, скорость такая-то, интервал между машинами тоже установлен, если помножить и разделить — получится потребная ширина улицы. Потребная ширина! А то, что она, эта самая ширина, будет удручать человека, давить на него, то, что на такой улице пешеход будет казаться себе песчинкой, — это уже из другой области, главное, пропустить транспорт.

Я сказала, что через много лет водители машин, возможно, и будут благодарны архитекторам, но людям на таких улицах тягостно и неуютно.

Мои товарищи пробовали замять спор, неудобно как-то, нам оказывают гостеприимство, а я критикую. Но, как часто бывало, я заупрямилась.

— Вот посмотрите, дорогие товарищи, — горячилась я. — Невский проспект был когда построен? Двести лет назад, верно? Возможно, очень возможно, что сейчас он уже узковат для прохода транспорта, но миллионы людей из нашей страны, из других стран приезжают, чтобы полюбоваться им. Сколько радости, настоящего эстетического удовольствия приносит Невский людям! И никто не осуждает строителей Невского за то, что они плохо множили-делили и транспорту сейчас трудно, наоборот — хвалят!

— Ладно, — примирительно сказал кто-то из нашей группы, — будем на Невском считать спор законченным.

Большинство рассмеялось, но архитектор серьезно заметил:

— Нет, почему же? Тема интересная, можно ответить.

Он снова обстоятельно разъяснил, что, во-первых, на Невском каждое здание строилось по особому проекту, а у нас дома изготовляются на заводах, и, как ни крути, они похожи друг на друга. «Люди хотят жить сейчас», — повторил он формулу, которую я много раз слышала. Во-вторых, если бы сейчас строили такие дома, как на Невском, то это было бы странно, как странно сейчас выпускать старинную дворцовую мебель, хотя в музеях мы ею любуемся. И в-третьих, он сам очень любит Ленинград, Невский, но… но вот сейчас так проектируют все, как в его институте, и в Москве, и в Ленинграде, и в других городах.

Я молчала, не зная, что ему ответить.

— Десять ноль в пользу архитектора! — закричал кто-то из нашей группы. — Поехали, товарищи, дома смотреть. — Все поднялись и, оживленно разговаривая, пошли на улицу. Внизу нас уже ждал большой автобус.

Долго еще моя неловкость мучила меня. Потом, как мне кажется, я нашла ответ. Если бы сейчас я приехала снова в Минск, то пошла бы в проектный институт и сказала руководителю мастерской:

— Я хотела бы продолжить наш спор о Невском. Во-первых, — сказала бы я, — понятие «Второй Невский» не означает, что нужно сейчас строить точно такие же дома, как в Ленинграде. Это прежде всего значит, что талантливые архитекторы, а их у нас немало, должны проектировать по-новому настоящие художественные ансамбли. Это значит, во-вторых, что формула: «люди хотят хорошо жить сейчас, потому давайте строить стандартные коробки, а там посмотрим» — убогая и никчемная формула. Да, людям дома нужны сейчас, но пришло уже время, когда продукция домостроительных комбинатов позволяет проектировать интересные, своеобразные здания; это значит, в-третьих, что пора уже вернуть архитекторам былой авторитет и создать условия для работы… Но начинать должны сами архитекторы. Разве среди них нет смелых людей?! — Так бы я ответила руководителю мастерской.

Тогда нас повезли на ту магистраль, о которой шел спор. Фасады новых домов были сделаны аккуратно. Когда мы сказали это нашим хозяевам, они заулыбались.

И снова — вот стала въедливой! — я попросила показать нам квартиры, уже заселенные. Улыбки исчезли. Все же меня вежливо повели в гости к жильцам.

Я и представитель домостроительного комбината, не то завлабораторией, не то начальник технического отдела, поднялись на пятый этаж.

— Может быть, вы хотели бы посмотреть другой этаж? — холодно-вежливо спросил мой спутник.