Снежная робинзонада - страница 29

Зимой мы спускались вниз очень редко, поэтому каждый собирающийся в Ангрен или тем более в Ташкент получал несколько десятков самых различных заказов. Выполнив все поручения, с полутора-двумя пудами груза за плечами, путешественник начинал медленно подниматься на станцию. Пройдя малоснежный Четыксай и сравнительно легкие участки пути ниже устья Кутыр-Булака, путник вступал в долину Кызылчи. Сразу круче становился подъем, глубже снег, труднее путь. Возле обрывов красноватого песчаника, от которых, наверное, и пошло название Кызылчи, из-за поворота открывался вид на станцию, до которой по прямой оставалось километра три. Здесь человек с облегчением сбрасывал тяжелый рюкзак и начинал танцевать на снегу, разминая затекшие плечи.

Со станции быстро замечали прыгающую на белом фоне темную фигуру, и два-три лыжника, вздымая снежные буруны, срывались навстречу. В сопровождении почетного эскорта путник возносился на станцию уже налегке.

И вот рюкзак раскрыт. Свежие газеты, журналы, книги, какие-то сложные детали для радистов, вкусно пахнущие свертки. Но на все это богатство никто не смотрит — потом. Главное — почта. Ничего не ждут с таким нетерпением на зимовках и в экспедициях, как писем. Когда со дна рюкзака вытаскивают толстую пачку конвертов, даже на самых хмурых и озабоченных физиономиях расцветают застенчивые улыбки. Счастливчики тут же разрывают конверты и уносятся мыслями далеко от станции. Те же, кто ждали напрасно, молча выходят на крыльцо и долго смотрят вдаль, словно пытаясь увидеть что-то за подернутыми дымкой цепями гор.

В конце каждого зимнего месяца тонкие ниточки лыжных следов разбегались во все стороны от станции. Разбившись по двое, мы обходили по определенным маршрутам весь бассейн Кызылчи. Только лавиноопасные зоны выше 2500 метров оставались недоступными. Если на Ангрен-плато был один почти сорокакилометровый маршрут, то здесь около двадцати снегопунктов располагались по всему бассейну Кызылчи, позволяя получать очень интересные и ценные в научном отношении сведения о распределении снега в горах при самых различных формах рельефа. Кроме определения снегозапасов мы измеряли количество осадков в суммарных осадкомерах. Снегосъемка трудна и тяжела, поэтому в ней участвовали одни мужчины. Материалы снегосъемок использовались для гидрологических прогнозов, а также для изучения стока горных рек.

Иногда в конце зимы наступала оттепель. Но погода в это время была не пасмурная, как обычно во время оттепелей, а ясная, солнечная, безветренная, когда мы чувствовали, что, несмотря на снега, все-таки живем на широте Италии и Испании. Температура поднималась выше нуля, солнце заметно грело. Народ на станции был здоровый, закаленный, поэтому в такие дни все стремились позагорать. Однажды с любителями загара произошел забавный случай. На снегосъемке в мартовскую оттепель двое наших ребят решили загорать «по-настоящему». Они оставили на себе лишь сапоги, на которых держались лыжи, а все остальное, в том числе и трусы, связали в небольшие узелки, которые несли в руках вместе с приборами и лыжными палками. В замкнутой котловине Кутыр-Булака было тепло и безветренно. Внезапно из-за горы показался вертолет, на котором сотрудники САНИГМИ облетали бассейн Ангрена. Увидев на снегу две фигуры в костюме Адама, летчики не поверили своим глазам. Вертолет круто развернулся и на бреющем полете пошел над любителями ровного загара. А бедные «адамы» в смятении и ужасе тщетно старались прикрыться лыжными палками.

Пребывание на зимовке выработало у нас своеобразные «высокогорные» привычки.

Как-то в Ташкенте перед отправкой на Кызылчу мы, несколько зимовщиков, шли вечером по улице. Гидролог Карим зачем-то отстал; взглянув на нашу компанию сзади, он расхохотался. «Ты что?» — оглянулись мы. «Да вы посмотрели бы со стороны, как идете!» Карим согнулся, ссутулился, приподнял плечи и, будто поднимаясь в крутую гору с грузным рюкзаком, тяжело двинулся по асфальту. Мы переглянулись и тоже рассмеялись. Да, такая походка стала для нас привычной, как и слова «ущелье», «вершина», «обвал», «перевал», «хребет».