Собрание сочинений. Т. 5. Буря. Рассказы - страница 18

Это, товарищ председатель, циркуляр насчет вывозки гравия на дороги… Это ответ уездному исполкому о бесхозных усадьбах. Мы уже сообщали. Не знаю, чего им еще нужно.

— Им нужны подробные сведения, — ответил Закис, поднимая голову. — Простой список ничего не дает. Что толку, если написать, что хутора Зиемеля или Лиепниека остались без хозяев? Надо знать, какие это хутора, сколько там земли, скота, какой инвентарь, в каком состоянии строения. Только тогда можно решить, что с такими хозяйствами делать. Можно разделить между безземельными, можно устроить коннопрокатный пункт, а то даже будет база для хорошего совхоза.

— Разве что… — пробормотал Скуя. Собрал подписанные бумаги, но уходить не собирался. Сунул папку подмышку и застыл на месте, глядя в окно на дорогу.

— У вас еще что-то есть, товарищ Скуя? — спросил Закис. — Говорите.

— Насчет пасторского хутора вот… Осенью обложили налогами наравне с кулацкими хозяйствами. Теперь взять эти лесозаготовки… Если подойти формально, ему надо вывезти сорок кубометров. Я думаю, крестьяне возражать не будут, если норму пастора разделить между ними. Ну какой из него возчик!

— Нас пастор не интересует, нас интересует его хозяйство, — сказал Закис, еле сдерживая улыбку. — Двадцать пять гектаров. Его преподобие может обидеться, если мы про него забудем. Ничего, товарищ Скуя, пускай повозит.

— Сегодня в приемной полно народу, — вяло продолжал Скуя. — Вы сами думаете всех выслушать? До полночи не кончите. Для чего же у вас заместитель? Я тоже мог бы одного-другого…

— Верно, товарищ секретарь. В дальнейшем так и будем делать. Часть людей принимаю я, часть — вы, часть — заместитель.

— А почему не сейчас?

— Мне сперва надо познакомиться с волостью, узнать, чем кто дышит, что у кого наболело. Какой я председатель, если не буду знать людей?

— Разве что… — снова пробормотал Скуя и как мышь выскользнул из комнаты.

Закис посмотрел ему вслед и усмехнулся. Дай только волю Скуе, он тебе такую поведет политику… Нельзя сказать, что из злостных, но никак в толк не может взять, что времена теперь совсем иные, что с людьми нельзя обращаться, как при Ульманисе. Каждый посетитель для него или обуза, или дойная корова. Сколько он зарабатывает на одних только заявлениях, которые пишет для крестьян… Люди поговаривают, что меньше сотни не берет, а больше всего жалоб и заявлений подают самые денежные. Тут мешочек муки, там кадочка масла или свиной окорочек — так крошка за крошкой и набирается. Удивительно только, почему он такой тощий — ничего впрок не идет; видно, из породы ненасытных, сколько ни ест, а все голодный.

За два месяца работы председателем волостного исполкома Закису пришлось многому научиться. Земельная реформа, хлебопоставки, осенний сев, лесоразработки — на каждом шагу политика. А какой он политик — только чутьем и брал, всегда и везде думал только об интересах трудящихся. С улыбкой уселся в кресло бывшего волостного старшины, подшучивая сам над собой, а серьезным был, только когда сердился. Многие думали, что он одними шуточками и обойдется, пока не почувствовали твердую руку. Вся волость дивилась, когда по его же предложению в Лиепниеках организовали коннопрокатный пункт; думали, наверно, что он сам засядет в этой усадьбе, тем более что Лиепниеки уехали, а хибарку Закиса сожгли при отступлении — немцы. Никак не могли понять, как это он с легким сердцем упускает из рук такое хозяйство. Удивлялись и тому, что он отказался от мебели Лиепниеков и разные там трюмо и пианино, опять-таки по его предложению, отвезли в Народный дом. После этого богачи задумались и стали его бояться, а беднота — уважать еще больше, и теперь никого уже не вводили в заблуждение шутки и прибаутки председателя при разборе серьезных вопросов.

Он стал подлинным хозяином волости. И оказалось, что у него крепкая хватка. Ласковыми словами, лестью и притворными слезами у него ничего нельзя было добиться. Он насквозь видел, что у кого на уме, и откровенно резал правду в глаза, так что дело сразу становилось ясным. Когда кулаки попробовали сорвать хлебопоставки, ссылаясь кто на дождливое лето, кто на недостаток молотилок, кто на последствия войны, — Закис созвал их всех в волостной исполком и сказал. — Как бы вам не просчитаться, любезные соседи. Лучше не старайтесь обмануть советскую власть. Советская власть очень терпеливая и самая мудрая власть: она не требует, чтобы все люди в один день освободились от старых предрассудков, потому что на это нужно время. От запущенной чесотки в один день не вылечишься. Советская власть — самая справедливая власть в мире, она требует от каждого человека по его силам, по возможностям. При ней каждый человек может жить хорошо, если он честно выполняет свои обязанности по отношению ко всему народу, к государству. Но советская власть строга и, когда нужно, сурова с теми, кто пытается ее провести, совать ей палки в колеса. Думается мне, что вы про это забыли. Долготерпение советской власти вы принимаете за слабость. Напрасно. Если вы в трехдневный срок не выполните своих обязательств, не рассчитаетесь полностью с государством, советская власть поступит с вами по всей строгости. А теперь поезжайте домой и делайте то, что вам давно пора бы сделать. Через три дня я лично проверю. Только тогда, чур, не пенять, если я буду разговаривать не так, как сейчас. Одним словом, все будет зависеть от вас самих.