Собрание сочинений в 4 томах. Том 4 - страница 81

стр.

— Выйду за него замуж или нет, — успокаиваясь, сказала Ирочка, — одно я знаю твердо: он человек передовой.

Ивана Егоровича передернуло.

— А что это значит: передовой? — спросил он с деланным спокойствием.

— Зачем я буду повторять общеизвестные слова?

— Ничего, повтори.

— Не хочу!

— Передовой! — взорвался Иван Егорович. — Ничего ты не понимаешь! Передовой — это не каждый третий и даже не каждый сотый! Если он чешет по–английски — значит, передовой?

— Я не так сказала.

— А как?

— Сам скажи.

— И скажу.

— Только общих слов не повторяй!

— Пожалуйста. Передовой — Володька.

Ирочка упала на подушку и громко расхохоталась.

Это так обидело Ивана Егоровича, что он не счел нужным что–либо объяснять, повернулся и вышел из комнаты.

— Дядя, дядечка! — звала его Ирочка. — Вернись! Не обижайся! Извини!

Но ему пора было уходить, и он ушел, так и не извинив дорогую его душе племянницу. Или дочь. Пожалуй, даже дочь.

Утомившись валяться без дела — безделье начинало ее угнетать, — Ирочка стала одеваться. «Почему Володька?» — спросила она себя, стараясь понять, как мог дядя после всего того, что она сказала, так странно вознести Володьку. Передовой! Смейся не смейся, но ведь Иван Егорович имел что–то в виду. Только дуракам может казаться, что ее Иван Егорович — наивный человек. Он кристальный — это правда, но вовсе не наивный.

Передовой? Пусть. Ирочке все равно сейчас не до него. Одна–одинешенька, с длинным полотенцем на плече, она босиком летает по паркету, как умеет летать только одна Уланова. Дел у нее, в сущности, никаких нет, но все–таки она что–то делает, вспоминает о чем–то важном, но тут же забывает. Самое важное, конечно, то, что говорил Иван Егорович, надеясь заразить ее своим презрением к Ростику.

Она летит на кухню и зажигает газ, ставит кофейник. «Ростик, Ростик», — твердит она про себя. Вы только подумайте! Не сказать ей, Ирочке, что он решил на ней жениться! Она летит обратно в свою комнату, расчесывает волосы. «Ростик, Ростик, мог же ты сказать мне первой…» Присев на кровать, она минуту остается неподвижной. Конечно, это и есть культура — ей, Ирочке, сказать обо всем последней. Культурный человек должен иметь выдержку. Она летит в другую комнату, распахивает дверцы буфета, не понимает, что ей нужно. «Ростик, Ростик, значит, ты уже рассказал обо всем своей устрашающе умной матери…» Как далеко зашло! Елена Васильевна уже говорила обо всем с Ниной Петровной. Ирочка летит в ванну, открывает все краны, но вылетает оттуда, хватает телефонную трубку. Она хочет позвонить ему, но ей страшно. Не надо, еще очень рано.

На кухне бурлит кофейник, из него бежит черная вода и смешивается с огнем. Ирочка смеется. Сожгу дом! Никакой чужой, холодный, враждебный ветер не может сейчас заронить сомнение в ее счастливую душу!

А тут еще раздается телефонный звонок. Ростик говорит своим обычным тягуче–ласковым тоном, который так нравится Ирочке.

— Скучаю, думаю о вас, хочу вас видеть. Что же вы, Иринушка, молчите?

Ирочка боится открыть рот. Ей кажется, что если она заговорит, то сразу же признается ему в любви.

— Иринушка, вы слушаете?

— Слушаю. Еще бы!..

— Я хочу многое сказать вам.

— Вот оно! Длинное полотенце сползает с плеча и падает на пол. Но Ирочка не позволяет себе пошевелиться.

— Слышите, Иринушка?

— Конечно, слышу.

— Мама тоже хочет многое сказать вам.

Как это трогательно! Большой, самоуверенный, выполняющий ответственные поручения Ростик обожает свою маму. Ирочка тоже обожала бы свою маму…

— Но не сегодня, — продолжает Ростик. — Я очень хочу вас видеть, очень многое хочу вам сказать, но сегодня масса дел. До самой поздней ночи.

Ирочке и в голову не приходит, что ему можно не поверить. Если бы Ростик признался, что собирается встретиться со Стеллой Зубаревой и рассказать ей обо всем, Ирочка нашла бы, что он поступает, как порядочный человек. Правда, Ростик не намерен ссориться со Стеллой Зубаревой. Зачем? Но если она станет попрекать его, может быть, и придется поссориться.

— Видите ли, Иринушка, — мягко говорит Ростик, — до знакомства с вами у меня могли быть увлечения. Могли? Как вы считаете?