Солдаты без оружия - страница 15
Не нужно было подгонять санитаров, они суетились возле своих палаток. Не надо напоминать сестрам, что и как делать, они и так знали все: перебирали имущество и инструменты, перетирали, мыли…
Из операционной палатки раздавался голос Дорды:
— Зажим поменяйте. Вот этот. Плохо держит.
В аптеке кто-то возмущался:
— Да что я, для себя, что ли? Что вы всегда с салфетками жметесь?
И даже Колодкин — зам по МТО — подал свой голос:
— Термоса проверили? Хорошо проверьте.
Сафронову не верилось, что еще сегодня ночью, всего несколько часов назад, он чувствовал себя одиноко и отрешенно и ехали они будто по пустыне. Он на минуту представил черную ночь, дорогу, дождь. И теплоту земли. И теплую руку Галины Михайловны, лежащую на его плече. И тиканье часов. И голоса раненых на дороге. Все это теперь было где-то далеко, как будто в иной жизни…
— Валентин Иванович, вы что хотели?
Он не понял, как очутился возле госпитальной палатки. Галина Михайловна смотрела на Сафронова и чуть улыбалась.
— Нет, нет. Извините…
— Почему же? Мы рады вас видеть.
— Спасибо.
Он зачем-то поклонился и козырнул одновременно.
В его палатке вовсю шла работа. Стучал топор. Громко переговаривались санитары. Лейтенант Кубышкин в сторонке у кустов разравнивал площадку саперной лопаткой.
— А что? Ежели поток — палатки не хватит, — объяснил он.
Сафронов одобрительно кивнул и про себя заметил: «А я в не подумал об этом».
К семнадцати часам, к заданному сроку, они уложились. Даже лавочку из трех жердочек приладили у входа в палатку.
— Только «Добро пожаловать!» не хватает, — сказала Стома, и было непонятно, смеется она или говорит серьезно.
— Это некстати, — на всякий случай поправил Сафронов.
Еще раз оглядев свое маленькое хозяйство, он направился к штабу доложить о готовности.
У штабной палатки, в окружении офицеров, стояли корпусной врач Лыков-младший и невысокий, щупленький полковник медицинской службы, как оказалось, начсан армии, в подчинении которой сейчас находился корпус.
Сафронов не успел доложить, только приставил ногу и приложил руку к пилотке.
— Что же это ты, орел, указок не поставил? — упрекнул его корпусной врач. — Это твоя, твоя забота.
— Как… — начал было Сафронов и осекся, покосился в сторону начальника штаба.
Царапкин перехватил его взгляд, одобрил осечку и тут же пришел на помощь:
— Это мы сейчас же исправим. Разрешите офисера послать?
Затем начальство направилось осматривать хозяйство. За ними хвостом потянулись офицеры, большие и маленькие командиры.
По дороге к Сафронову приблизился НШ и шепнул одно слово:
— Учту.
Осмотр прошел благополучно, хотя начсанарм и корпусной делали замечания и восторгов не высказывали.
Уже усевшись в свой «виллис», начсанарм поднес руку к фуражке. И все офицеры дружно козырнули в ответ. И так и стояли, не опуская рук, пока машина не тронулась.
— Всем разойтись по своим местам, — оказал корпусной и кивнул старшему брату: — Идем.
И опять старший шел, чуть приотставая и приволакивая ноги. И опять Сафронову бросилось в глаза это несоответствие, будто бы младший ведет старшего на «выволочку», а не наоборот.
В эту ночь дежурить заступили те, кому завтра не предстояло быть в гуще дел: шоферы, интендантские и штабные, а ответственным дежурным — капитан Чернышев, поскольку у него не было определенных обязанностей, кроме общего руководства…
Отбой в этот день дали на час раньше.
Укладываясь на носилки, Сафронов спросил:
— А противостолбнячной достаточно? Запасные шприцы проверили?
— Все нормально, — сдержанно ответила из-за занавески Люба.
Сестры долго еще перешептывались. Санитары быстро «дали храповицкого», как шутливо говорил Галкин. А Сафронову снова не спалось. И какой тут сон? Завтра — наступление, так говорят опытные люди. Ему вспомнились прощальные слова профессора Зимина: «Вы будете солдатами без оружия. Вашим оружием станут те воины, которых вы отобьете у смерти. Вам будет не менее трудно, чем солдатам. Пуля и снаряд не видят, по кому они бьют. А вы при этом должны думать не о себе, а о раненом, прежде всего о нем».
Пошел дождь. Тяжелые капли ударяли по брезенту. Казалось, что сверху сыпались на палатку крупные горошины, подпрыгивали упруго и соскакивали на землю. Брезент намокал, и удары становились глуше. Послышалось журчание воды. Звон капель в палатке.