Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти - страница 14
Немецкие солдаты во Второй мировой войне типологизировали своих противников не по таким критериям и признакам, как солдаты вьетнамской войны, но процесс типологизации и его функция, которую он имел, были идентичны.
Точно так же и обстоятельства, которые переживает солдат, не входят чистыми в его опыт. Чаще всего эти переживания препарируются и фильтруются уже имеющимися — сформировавшимися из обучения, средств массовой информации и рассказов — оценочными матрицами, переформированными и отфильтрованными. Например, удивление возникает в том случае, если переживаемое отличается от ожидаемого. Иоанна Боурке цитирует одного солдата, удивившегося тому, что противник, в которого он попал, не выступил и не упал, как в кинофильме, а свалился с хрипом [33]. Но в большинстве случаев оценочная матрица помогает упорядочить, переработать пережитое и установить надежность ориентиров.
Для вопроса, как солдаты переживали Вторую мировую войну, оценочные матрицы — о «других», собственной миссии, о борьбе, о «расе», Гитлере, евреях и т. д. — играют особо важную роль. Они в значительной мере оснащают относительные рамки предварительными оценками, которые могут сортировать пережитое. Это особенно ясно демонстрирует топос «война как работа», чрезвычайно важный для оценки того, что делают солдаты. Он читается не только в то и дело всплывающих выражениях, когда говорят о «грязной работе», или о том, что Люфтваффе «выполнили всю работу». Харальд Турнер, начальник военной администрации в Сербии, писал 17 октября 1941 года высокопоставленному руководителю СС и полиции Рихарду Хильдебрандту: «Я за последние 8 дней приказал расстрелять 2000 евреев и 200 цыган из расчета 1:100 в отместку за зверски убитых немецких солдат. И еще 2200, из которых тоже почти все евреи, будут расстреляны в следующие 8 дней. Прекрасная работа, не правда ли!» [34]. В знаменитом определении Эрнстом Юнгерсом солдата как «рабочего войны» сказывается действительность индустриально-общественной оценочной матрицы для переживания и обработки военного опыта — война представляется как «Равноудаленный как от чувства ужаса, так и от романтики рациональный трудовой процесс, и обслуживание оружия как продолжение привычной деятельности за домашним верстаком» [35].
Конечно же работа на предприятии и работа на войне имеют много общего: и та и другая основываются на разделении труда, складываются из технических частичных и специальных квалификаций и структурированы иерархически. В обоих случаях никто не имеет отношения к производимому конечному продукту, только выполняются распоряжения, о смысле которых можно не задумываться. Ответственность всегда относится лишь частично к непосредственной области деятельности или принципиально делегируется. Рутина играет большую роль, люди выполняют постоянно одни и те же действия, следуя одним и тем же указаниям. В бомбардировщике пилот, штурман и бортстрелок, с разной квалификацией и частичным участием тоже работают над конечным продуктом, а именно — разрушением заранее заданной цели, все равно, представляет ли она собой город, мост или сосредоточение войск в чистом поле. Массовые расстрелы и так называемые антиеврейские акции проводились не только стрелками, но и водителями грузовиков, поварами, оружейными мастерами, «подавателями» и «упаковщиками», то есть теми, кто доставлял жертвы к яме, и тех, кто складывал их друг на друга, принимая тем самым большое участие в работе.
Альф Людтке выявил многочисленные места родственности промышлен-ной работы и деятельности на войне и выяснил, что то, что именно в пролетарских слоях рассматривается как «работа», в другой функции выполняется солдатом или резервным полицейским. В автобиографических свидетельствах таких людей, в письмах полевой почты и дневниках времен Второй мировой войны находятся многочисленные аналогичные сравнения войны и работы, что воплощалось в дисциплине, монотонности исполнений, но и выражалось в замечаниях, «в которых военная акция, то есть отражение или уничтожение противника, то есть убийство людей и разрушение техники, считалось хорошей работой». Людтке подводит итог: «Применение насилия, угроза насилием, убийство или причинение боли допускается называть работой, при этом относиться к ней как к имеющей смысл или, по крайней мере, как к необходимой и неизбежной» [36].