Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти - страница 18

Этот эксперимент говорит о том, что люди сначала должны нечто воспринять, прежде чем что-то сделать. Если кто-то очень сосредоточенно над чем-то работает, то у него просто многое вытесняется из восприятия — все то, что не имеет отношения к выполнению задачи. Эта фокусировка не имеет отношения к вопросам морали, она относится к необходимой и почти всегда активной экономии действий, пытающейся избежать лишнего. Другие эксперименты показали, что решение оказать помощь очень сильно зависит от того, кто нуждается в помощи. Привлекательным людям помогают чаще, чем неприятным. Людям, которые по своим внешним примечательным чертам со-ответствуют «социальной группе», к которой причисляет себя потенциальный помогающий, помогут скорее, чем тем, которых причисляют к чуждой группе. Лицам, которые стали сами причиной своего беспомощного состояния, как, например, пьяным, помогают реже, чем людям, невольно оказавшимся в труд-ном положении [50].

Все это показывает, что взаимозависимость между установками и действиями гораздо слабее, чем мы обычно считаем. Кроме того, между тем, что люди думают о себе — о своей морали, убеждениях, твердости своего поведения — и тем, что они делают фактически, существует огромное различие. В конкретных ситуациях, требующих решений и действий, к тому же решающими являются факторы, совершенно не имеющие ничего общего с этическими побуждениями и моральными убеждениями. А именно в этом случае речь идет о достижении цели или выполнении задачи, и при этом преимущественно о вопросе, как более эффективно выполнить данную задачу или лучше достичь указанной цели.

В случае с упомянутыми теологами речь шла не о том, как они игнорировали беспомощного человека, а о скорости, с которой они должны были принять решение, чтобы выполнить свою задачу. По словам американских психологов Джона Дарлея и С. Дэниела Бэтсона, проводивших эксперимент, «кто не торопился, останавливался по обстоятельствам и пытался помочь другому человеку. Кто спешил, пробегал мимо, даже если он торопился, чтобы говорить о схожести с добрым самаритянином» [51].

Необязательно быть антисемитом, чтобы убивать евреев, и необязательно быть альтруистом, чтобы их спасать. Для того и другого вполне достаточно находиться в социальной ситуации, в которой представляется требуемым то или другое. Впрочем, если уж соответствующее решение принято и воплощено в действие, все остальное происходит в соответствии с прецедентной зависимостью: с участием в первом массовом расстреле растет вероятность, что человек примет участие и во втором, третьем и т. д.; с решением оказать помощь возрастает вероятность, что и в последующей ситуации он тоже поможет.

Естественно, не все, что люди воспринимают и делают, сводится к разноуровневым внешним ориентирам. Само собой разумеется, отдельные личности привносят различные манеры восприятия, социализированные оценочные матрицы, специфический для возраста опыт и особые способности, слабости и предпочтения в ситуации, которые они дешифруют и в которых они должны действовать. В этом смысле социальные ситуации всегда образуют структуры возможности, которые могут использоваться и распространяться на различных уровнях свободы. Затем, фактически от личности зависит, и определенно это так, что условия власти, определявшие единственный выбор в концентрационных лагерях или при массовых расстрелах, скорее подходили готовым к совершению насилия эсэсовцам, служащим резервной полиции или солдатам Вермахта, предоставляя возможность удовлетворения их садистских потребностей или только любопытства, в то время как у чувствительных и чуждых насилию личностей вызывали отвращение. То есть имеется различие в том, кто с какими личностными качествами и с какой ситуацией сталкивается. Но не надо переоценивать значение этих различий. Как показывают Холокост и национал-социалистическая война, преимущественное большинство гражданских лиц и солдат, соответственно эсэсовцев и полицейских, вело себя за пределами нормы, проявляло готовность к насилию и бесчеловечности, если казалось, что ситуация этому способствует, настоятельно предлагает или этого требует, и лишь исчезающее меньшинство противостояло насилию и было настроено просоциально. Поскольку именно такое поведение по масштабам того времени считалось отклонением, а бесчеловечные действия — соответствующими норме, со всей взаимосвязью событий Третьего рейха и исходящего от него насилия мы имеем гигантский реальный эксперимент, на что способны психически нормальные и в своем представлении хорошие люди, если они внутри своих относительных рамок считают кое-что допустимым, имеющим смысл или правильным. Доля по своим психическим качествам лично склонных к насилию, обособлению и эксцессам людей составляла здесь, как и при всех других общественных условиях, тоже приблизительно от пяти до десяти процентов.