Солнце встает из-за Лувра - страница 16

стр.

Немного позже зазвонил телефон. На другом конце провода – пресноводный матрос, Роже Заваттер:

– Привет, шеф. Мы на стоянке.

– Откуда вы звоните?

– Из бистро на набережной.

– Я полагал, что вам платят за то, чтобы ни на шаг не отходить от Корбини.

– Этот Корбини – псих,– взорвался он.– Подумать только, именно такие всегда лопаются от бабок. А! Проклятье! Послушать его, все ему осточертели. Он все время на взводе. Скажите, пожалуйста, нервы! У меня такое впечатление, что он хочет обойтись без наших услуг. Шикарная жизнь продолжалась недолго. Вам бы следовало прийти попугать его, придумать какие-нибудь опасности, впрочем, я уж и не знаю что…

– Вам хотелось бы подольше ходить в его телохранителях, а?

– А что,– усмехнулся он,– никаких неприятностей, хорошая оплата… Хотелось бы продлить удовольствие.

– Корбини – клиент. Надо мне его хоть разок повидать. Я скоро приду. Где вы находитесь?

– В порту Лувра.

– «Красный цветок Таити», не так ли?

– Нет. Тот цветок завял. Авария с мотором. Но Корбини купается в золоте. У него есть другая яхта. «Подсолнух». Мы сейчас на ее борту.

– «Красный цветок»… «Подсолнух»… Вся жизнь в цветах, как кажется, не правда ли?

– Он сам, во всяком случае, не цветочек,– сказал в заключение Заваттер.– А потерять его было бы жаль.


* * *

Кокетливая прогулочная яхта тихонько покачивалась в желтоватых водах Саны между мостом Карузель и мостиком Искусств. Со сложенными парусами и убранной мачтой она была похожа на большую лодку, почище, чем другие. Парень из экипажа, эдакий морской волк с открытки, в брюках из грубого полотна, свитере из толстой синей шерсти и в нантской фуражке, стоял на палубе и смотрел, как посреди реки мимо него скользила вереница барж. При звуке моих шагов на гнущихся сходнях, соединяющих «Подсолнух» с берегом, он обернулся и пошел мне навстречу. Околыш его фуражки в лучших традициях был украшен красным якорем. Не хватало лишь нескольких обрывков тумана, чтобы довершить декорацию. Но полуденное солнце разогнало \егкую дымку, которая в первые утренние часы витала над Парижем.

– Привет, адмирал,– сказал я.– Меня зовут Нестор Бюрма. Это имя кое-что скажет вашему хозяину. Если только его не называют капитаном.

– Хозяин – достаточно,– ответил навигатор с больших каналов.– Он не капитан, а я не адмирал.

– Не сердитесь. Я сказал это для смеха.

– Ладно,– произнес он.– А что…

Роже Заваттер вынырнул из каюты и прервал его:

– Эй, Гюс! Пропусти. Это мой директор.

Я присоединился к своему помощнику. Вслед за ним спустился в роскошную комфортабельную каюту, изысканно, со вкусом обставленную. В глубоком кресле с мрачным видом курил трубку чистенький старичок с седыми волосами, желтоватой кожей и острым носом.

– Разрешите представить вам месье Нестора Бюрму, месье Корбини,– произнес телохранитель.

Старый оригинал легко поднялся, изобразил приветственную улыбку и пожал мне руку. Его рука была сухой и нервной.

– Как вы поживаете, месье Корбини? – сказал я.

Я сделал Заваттеру знак, чтобы он пошел на палубу посмотреть, Проходят ли мимо шаланды. Он ушел.

– Вы клиент Агентства Фиат Люкс,– продолжал я разговор.– До сих пор мы общались с вами письменно, но, когда мне представилась возможность познакомиться с вами лично, я не колебался. Я предпочитаю знать своих клиентов иначе, чем через бумажки. Надеюсь, что не помешал вам?

– Ничего мне не мешает,– проворчал он и добавил: – О! Извините меня. Я немного нервничаю.

– Мы все более или менее нервничаем,– попытался я его умаслить.– Эта современная жизнь… Но на воде должно быть поспокойнее.

– На воде то же самое. У всех лодок теперь есть моторы…

Казалось, он сожалеет о героической эпохе парусного флота.

– Гм… Хотите выпить чего-нибудь, месье? Лично я придерживаюсь сухого закона, но… прошу вас, присаживайтесь.

Я сел на банкетку, обтянутую плюшем.

У меня под ногами качался пол. Когда я трезв, то не очень люблю это впечатление опьянения. Я слышал одновременно плеск воды о дно яхты и о каменную кладку на пристани и гудки автомобилей вперемешку с гулом города.

Учитывая усталость, которую я продолжал еще испытывать с предыдущей ночи, я плавал в какой-то странной атмосфере сна.