Соринка - страница 2

Ну, ладно, история-то веселая, а я в тоску ударился. Поехали, читатель мой, баланду кушать, начальников слушать да по сторонам позорче смотреть.

Итак, как говорят в романах, – шел снег тыща девятьсот шестьдесят шестого года.

Жил-был на свете Сережка по фамилии Самоваров. Сережка этот только что из пионерского возраста вышел. Вышел это он из пионерского возраста, встряхнулся... Жизнь впереди!

Поморгал он очами, повел молодыми плечами да и говорит: "А ну, подходи, кто в бога верит!.." Это он на городских танцах такое сказал, чтоб девкам показать свою мужскую живность.

А девки на танцах, что тетерки на току: сидят молчком и своими этакими томными взглядами нас, дураков, подзуживают: а ну, набей вон тому морду!.. Молодец!.. А теперь вон тому набей... Славно!.. А теперь вон тому долговязому еще морду набей да и провожать меня пойдешь...

Вгорячах подлетишь к тому долговязому, а потом друзья полчаса тебя от полу отскребают.

Вот и Сережка в любовные чары попал и давай кричать: подходи, мол, кто в бога верует! Ну, эти и подошли – кто верует и кто не верует. Все-таки интересно дерзкому пацану сопатку набить. А как же. А он складной ножик достал да с перепугу одному врагу пиджак порезал. Ежли б шкуру порезал, то ничего бы, а костюм денег стоит. Сережку за тот подвиг споймали и зануздали шелковой уздою... Вынес он из зала суда три года, с тем трояком и на лагерь к нам прибыл. А лагерь тот не пионерский. Ага.

Вижу я Сережкино горе горькое и этак незаметно его к себе приближаю, чтоб его кодла на свой баланс не взяла.

А кодла – это такая раса людская, выведенная в лагерях за много лет. Принципиальная раса: не терпит, чтоб ты был умней ее, хитрей, красивей и душой богаче. Она тебя враз на место определит. Там можно только кулаком свою точку зрения поставить, но кулак чтоб не меньше чайника был, а то тебе труба да еще с двумя коленами будет.

Кодла знает все. Начальник еще только думает обыск в бараке делать, шмон наводить, а кодла уже все злачно-запретное попрятала и сидит, нога на ногу, на гитаре страдательную песенку насилует.

Получил ты из дома передачу – баба там из последнего выкрутилась и тебе шанежку с творогом прислала, – а кодла ту шанежку вперед тебя отведает и спасибо не скажет. А восстань за свои права – вот и будет тебе труба, та самая, с двумя коленами.

Опять же насчет женского персоналу... Тут его нет, лагерь мужской, да и в рецепт воспитания входит отсутствие баб. А кодла умудрилась и из мужского персоналу женский делать. Захочет женщину – берет подходящего мужчину: чтоб был молодой, робкий, красивый и, желательно, пухленький. Ежли шибко кто понравится кодле, то она его завоюет любыми неправдами, потом кормит его за свой бюджет, и своим мылом моет, и работой не тиранит. А зовут такого женщину-мужчину "господин сто двадцать один", потому как в Уголовном кодексе мужеложство идет под статьей 121.

Вот так и живет кодла. А что ей делать, если каким-то богом указано от рождения и до гроба вечно тебе по лагерям скитаться?..

А "господин сто двадцать один", он и на свободе встречается в удивительном проценте. А там-то почто?.. Разве девок мало?..

Работают здесь хорошо. Ежли норму ты не дашь – попадешь на карандаш. А там уж твой желудок тосковать станет да тебя уговаривать: "Иди, иди на работу, иначе я сам себя переварю!.."

Вот мы работаем. Стук да стук, бряк да бряк... А над тобой одним шесть начальников приставлены, и каждый вооружен правом владения твоей несговорчивой персоной. Он стоит возле тебя и держится за твою нервную систему, подкручивает барабан, а нервишки звенят-звенят, вот-вот оборвутся, и лопнет вся твоя гитара к едрене-фене! Плюнешь в морду тому, что ближе стоит, и крикнешь, как раненый сокол:

– А ну, люди, ведите меня в штрафной изолятор! Меня, Человека!..

И ведут Люди Человека.

Тут тишина. Воздуху нема. Стены такие, что можно устриц разводить, – мокрые стены.

"Шибко мокрые стены! Уберите их от меня!.." – так я кричал, когда сидел там за упрямство, – уснул и проснулся, и мне показалось, что лежу я в могиле, а моя покойница-старуха вышла за моего самого заклятого врага.