SOS, или Люся спешит на помощь - страница 35

Раздираемая вот таким сложным комплексом мыслей и чувств, я рассеянно переписывала на ладонь даты из невыученных мной параграфов по истории и одновременно беспокойно посматривала на дверь в ожидании совсем не спешащей появляться Светки. Но, как я ни следила, момент, когда Светка вошла в класс, я все же умудрилась благополучно проворонить.

— Что, снова историю переписываем? — послышался надо мной бодрый голос. — На-ка, держи! — едва не сделав меня заикой, сияющая Светка шлепнула передо мной солидную стопку отпечатанных на принтере листов. — Полночи по Интернету рыскала. Но ты ж меня знаешь, если я чего ищу, то найду обязательно.

— Что это? — изумилась я.

— То, что тебе сейчас нужнее всего. Информация! Кое-что с кошачьих форумов, избранные главы из книги «Нет страшнее кошки зверя» и статья «Мой невыносимый друг». На последнюю обрати особое внимание, это как раз по нашей проблеме.

— По нашей проблеме? — довольно глупо переспросила я.

— По исправлению проблемного поведения животных, — пояснила Светка. — А что, разве у нас с тобой есть еще какие-то проблемы?

Нет, проблем у нас больше никаких не было. Наконец-то я узнавала свою подругу. Ту Светку, которая всегда знает, что делать, и всегда готова броситься мне на выручку, что бы ни стряслось. На душе сразу стало легко и спокойно. Я снова готова была верить в лучшее, действовать и бороться. Потому что иногда нужнее всего бывает вовсе не информация, а просто дружеское участие.

— В общем, изучай, — снисходительно сказала Светка.

— Угу… А если не поможет? — на всякий случай поинтересовалась я.

Казалось, Светка только и ждала моего вопроса.

— Вот! — назидательно подняла палец она. — К такому развитию событий мы тоже должны быть готовы. Смотри и учись.

— Народ! — бодро захлопала в ладоши Светка. — Объявляется аукцион! Сногсшибательное предложение! Лот первый и единственный: Царица Египетская — остроумная кошка редкой породы с загадочным прошлым и экстравагантным характером. Была обнаружена в труднодоступной местности отважной спасательной экспедицией. Увы, пока что имеет владельца. Не скрою, ее сразу же, не будь дурой, прибрала к рукам наша Ника. Однако не спешите расстраиваться, не все так безнадежно. К счастью, уникальная кошка не нашла общего языка с Никиной бабушкой, и еще есть шанс, что когда-нибудь это чудо-животное станет вашим.

— А чем не угодила кошка Никиной бабушке? — сразу нащупал зерно проблемы Витька Полетаев.

— Ну, бабушка говорит, мол, грубит, дерется… — с добродушной улыбкой, как от милого пустячка, отмахнулась Светка.

Даже те, кто раньше проявлял какой-то интерес к ее сообщению, после этой фразы дружно уткнулись в учебники.

— Что так вяло? У кого есть предложения? — изо всех сил пыталась расшевелить класс Светка.

— У меня есть предложение, — благонравно поднял руку Пашка Лазарев.

«Нет, только не Пашка! — пронеслась в моей голове тревожная мысль. — Вот кому-кому, а этому я не отдам кошку ни за какие коврижки! Даже если она разнесет нам весь дом».

— У меня, короче, предложение, — осклабился Пашка. — Надо скормить эту киску Севкиной Лете, и дело с концом. Гы.

— Да оставьте вы наконец мою собаку в покое! — взорвался достававший что-то из своего рюкзака Сева. — И вообще… Знаете, тошнит уже…

Сева гневно уронил рюкзак на пол, открыл извлеченную из него книгу и демонстративно, с видом «вас для меня больше не существует», углубился в чтение.

Вот такой он, наш Сева. Сказал как отрезал, но, что он, собственно, там отрезал, так навсегда и осталось тайной. От чего Севу уже тошнит? И что значит это «и вообще»? Утомила ли его наша со Светкой бурная юннатская деятельность, или, наоборот, Севу достал своими живодерскими шуточками придурок Пашка?

— Хотя нет, Севкина собака ею скорее всего побрезгует, — лакейски залебезил Пашка, поняв Севу, конечно же, в первом смысле.

— Слушай ты, санитар джунглей, сделай одолжение, увянь, а? Видишь, вон и Севе от тебя нездоровится, — скривившись как от вареного лука или еще какой гадости, попросила Пашку Светка, понявшая Севу в смысле втором.

Кто из них ближе подобрался к истине, осталось неизвестным. Сева сидел, демонстративно уткнувшись в книгу, и величаво безмолвствовал.