Соседка - страница 17

В конце концов я все-таки встаю с постели и тихонько выхожу на площадку второго этажа. Дверь комнаты мамы и папы плотно закрыта, значит, они все еще спят. Я иду в ванную, чтобы пописать, помня, что воду в унитазе сливать нельзя, не то у меня будут БА-АЛЬШИЕ неприятности. Затем я на цыпочках спускаюсь на первый этаж.

На кухне вся оставшаяся вчера гора грязной посуды так и стоит на дренажной полке мойки. Посудомоечная машина сломалась и не работает уже давным-давно. Мусорный бачок полон – в нем набралось столько мусора, что его крышка уже не закрывается, а пахнет от него так, будто в нем кто-то сдох. Не понимаю, почему в доме всегда не убрано и везде такая грязь, ведь маме все равно больше не надо ничего делать. Когда у меня будет свой собственный дом, в нем всегда будут чистота и порядок, и в каждой комнате будет включенный в розетку освежитель воздуха.

Я начинаю чувствовать, что проголодалась, делаю себе шоколадные хлопья с молоком (слава богу, что существуют хлопья… ведь иногда я ем их и на завтрак, и на ужин!) и несу свою миску в гостиную. Здесь я включаю телевизор, поставив громкость на минимум, как мне велели, и начинаю переключать каналы, пока не натыкаюсь на мультик.

К тому времени когда в гостиной появляется одетый в пижаму папа, я уже успела просидеть в одиночестве один час и двадцать девять минут из моего дня рождения. Хотя папа и встал поздно, вид у него усталый, а под глазами видны глубокие морщины.

– Доброе утро, именинница, – говорит он. – Прости, что заспался, – мы с мамой вчера поздно легли спать. – Он гладит меня по голове одной из своих огромных рук, и я закрываю глаза, желая, чтобы это длилось вечно. Но это длится недолго, и папа говорит: – Нам с мамой было некогда купить тебе подарок. Но по дороге в зоопарк мы остановимся у магазина и купим тебе что-нибудь симпатичное – как тебе такой расклад?

Я выдавливаю из себя улыбку, но в горле у меня застревает ком.

– Когда мы отправимся в зоопарк? – спрашиваю я, потому что ехать туда надо долго, и меня беспокоит, что время моего дня рождения летит без толку.

– Давай сначала узнаем, как себя чувствует мама, – говорит папа и, шаркая, идет на кухню.

Поскольку у меня нет ни одного подарка, который надо было бы развернуть, я решаю, что было бы лучше подняться к себе и одеться. Мне хотелось надеть свое красное платье, то, у которого перед отделан бантиками, но оказывается, что оно все еще лежит в корзине для грязной одежды и белья. По моим подсчетам выходит, что оно находится там уже шестнадцать недель и два дня. Я знаю это так точно, потому что последний раз я надевала его, когда мы ездили к бабушке на Пасху. Визит прошел не очень-то хорошо. Бабушка не любит маму, и ей плохо удается это скрывать (в отличие от меня – у меня отлично получается делать вид, будто я чувствую одно, в то время как на самом деле я чувствую нечто совсем другое). Мы пробыли у бабушки всего два часа, а потом папа сказал, что нам надо ехать домой. Пока мама демонстративно вышагивала со двора по подъездной дороге, бабушка, стоя на крыльце, потянула папу за руку к себе поближе и прошипела ему на ухо:

– Я тебе уже говорила – ее я не желаю здесь принимать. – Думаю, она говорила о маме. А может быть, обо мне. Надеюсь, что все-таки не обо мне.

Как бы то ни было, мне надо принарядиться по случаю моего дня рождения. В конце концов я останавливаю выбор на синей юбке в складку и зеленой футболке, вид которой всегда напоминает мне попугая нашего ближайшего соседа. Как-то раз он сбежал, вылетев в окно, и именно я заметила его два дня спустя, когда он сидел на ветке цветущего вишневого дерева в саду за нашим домом. Папа накинул на попугая посудное полотенце, взял его в руки и отнес к хозяину. Наш сосед был так рад, что подарил мне пакетик ирисок на патоке. Это был один из самых лучших дней в моей жизни.

Моя синяя юбка в складку здорово измята, но мне лучше не пытаться ее погладить, потому что, когда я попробовала погладить юбку от моей школьной формы и прожгла в ней дыру, мама просто ВЗБЕСИЛАСЬ. Кстати, о маме – она наконец-то встала, и я слышу, как она идет по площадке второго этажа. Когда она проходит мимо моей двери, я затаиваю дыхание, молясь о том, чтобы она ко мне не зашла. К счастью, так оно и происходит. Я быстро одеваюсь, потом иду в ванную, чтобы умыться. Чистя зубы, я слышу, как мама кричит на папу. Ее голос доносится даже до второго этажа. Я затыкаю уши, потому что не хочу это слышать; должно быть, ужасно так беситься еще до того, как начался день. Как мне хочется, чтобы папа постоял за себя – постоял за нас обоих, – но он никогда этого не делает. Думаю, он тоже боится мамы.