Соучастие постфактум

Моему другу Джону Фаркухарсону

– Это должно быть довольно легко, – сказал себе инспектор Хед, идя по следу старых башмаков от входа в усадьбу Вестингборо. – Но это не так, – заметил он двадцать минут спустя.

Возле дома след незначительно терялся среди отпечатков автомобильных шин и других следов как мужчин, так и женщин – накануне покойный Эдвард Энсор Картер устроил вечеринку, и, уходя, его гости наследили. Это было между часом и двумя ночи. Но поскольку след старых башмаков накладывался поверх прочих (как приближаясь к дому, так и отдаляясь от него), остальные следы не составляли для инспектора Хеда большой проблемы. Он выделил нужный ему след и следовал по нему, проходя через газон, через дыру в лавровой изгороди, а затем через три сотни ярдов луга, отделявшего сад усадьбы от дороги. Границей между лугом и дорогой служила семифутовая кирпичная стена, вершина которой была покрыта битым стеклом. Но эта мера предосторожности от злоумышленников сводилась на нет благодаря пролому в стене, где была сделана калитка-вертушка. Пролом сделал сам Картер после того, как купил усадьбу у предыдущего владельца – тот был мизантропом-отшельником и тосковал по средневековым временам, когда можно было ставить ловушки на непрошеных визитеров или палить по ним из ружей.

Между калиткой и домом не было проложено постоянной тропинки, но вытоптанная трава указывала на то, что этим путем часто пользуются. Даже сейчас, когда землю покрывал снег, на тропе было вино два следа от старых башмаков: одна цепочка вела к дому, вторая – от него. И в этих следах было что-то странное, заключил Хед: иногда носки смотрели строго вперед, иногда же они сворачивали внутрь до такой степени, словно их носил ковбой. Но затем они отклонялись друг от друга на угол в сорок пять градусов. В такой походке не было никакой последовательности.

След старых башмаков пропал, но лишь на время. Хед был убежден – медленное и тщательное расследование проявит все лучше, чем поспешное. Прежде чем пройти за лавровую изгородь, инспектор подал знак констеблю, все еще сидевшему за рулем большой полицейской машины. Когда тот вышел на лужайку, Хед жестом указал ему, чтобы тот обошел лавровую изгородь, а затем, когда тот оказался в пределах слышимости, дал ему знак остановиться. Таким образом на газоне не образовалось путаницы из новых следов – здесь не было ничего, кроме двух цепочек, состоящих из следов обладателя старых башмаков и следов собственно Хеда – немного в стороне.

– Джеффриз, присмотри за тем, чтобы никто не ходил по этой лужайке, – распорядился Хед. – И скажи Уильямсу… хотя нет, лучше сержанту Уэллсу – пусть он пойдет по дороге от парадной двери до калитки, но пусть не испортит никакие следы между калиткой и дорогой.

– Хорошо, сэр, – ответил Джеффриз.

– И скажи ему, чтобы он останавливал всех, кто попытается пройти через калитку или хотя бы просто приблизиться к ней, – добавил Хед.

– Хорошо, сэр.

– Это все, спасибо.

Инспектор остановился, пронаблюдал за тем, как констебль поспешил передать сержанту его приказ, и подождал, пока Уэллс не вышел из дома. Инспектор казался добродушным человеком сорока с лишним лет, из-под фетровой шляпы которого выбивались седые волосы. Ни его манера держать себя, ни одежда никак не выдавали его профессию. Длинные темные ресницы придавали его взгляду сонный вид, а его легкие и медленные движения никак не давали повода заподозрить, что он физически силен и очень бдителен. Однажды он в одиночку задержал вора-форточника – впоследствии тот описывал его как гром и молнию, замаскированные под мягкую диванную подушку. Это сравнение описывало физическую силу, но вполне подходило и к складу ума инспектора.

Сейчас же, прежде, чем пройти в дыру в лавровой изгороди, он пересчитал обе цепочки из следов старых башмаков и выяснил, что, пересекая газон по направлению к дому, следы оставили сорок три отпечатка, а возвращаясь – всего сорок. Это было естественно: идя к цели, человек в старых башмаках был осторожен, а отступая – спешил и делал более широкие шаги. Затем Хед пересчитал собственные шаги и насчитал тридцать семь отпечатков.