Совет отряда - страница 5

— Я, ребятки, решила тоже попросить слова, хотя я и не пионерка. — Все улыбнулись, взглянув на седую, сморщенную старушку. — Пионеркой я никогда и не была. Потому что, когда возникла в двадцать четвёртом году ваша организация, я уже пять лет была членом партии. И сейчас не как ваша учительница, а как старая коммунистка говорю: плохо вёл себя Владимир Седых, плохо, не по-пионерски. И правильно вы тут его критиковали. Мне понравилось, что вы так энергично боретесь за своего товарища. Тем более, что товарищ-то этот — Владимир Седых — в сущности, неплохой человек. Способный растёт человек. Вот вы посмотрите, — Вовка услышал, как Анн-Иванна роется в своём портфельчике, — вы посмотрите, какую замечательную штуку он смастерил! Правда ведь, хорошая? Пока это только игрушка — палочки да резиночки. Однако придёт время — он настоящий вертолёт построит, да ещё какой!.. Но, — голос её, потеплевший было, вновь стал суровым, — но если он опять начнёт заниматься этим и подобными вещами на уроках, мы будем его бить по рукам. Словами, конечно, бить, но больно. Только я верю, что он себе этого больше не позволит. И потому я могу смело вернуть изобретателю его конструкцию.

Вовка услышал за спиной быстрые лёгкие шаги, и на парте перед его носом появился голубой вертолётик. Потом на плечо его легла почти невесомая рука старой учительницы.

— Владей, — сказала Анн-Иванна весело, — да только владей с умом. А не то, смотри, голубчик, проучим. — И она легонько дала ему подзатыльник.

Этот материнский ласковый подзатыльник, этот сипловатый голос, нежданно прозвучавший для него чудесной музыкой, взметнули Вовку куда-то высоко-высоко, — так, что захватило дух. Вовка быстро встал, оглядел вдруг солнечно засиявшую комнату и понял, что он должен что-то сказать, вот сейчас, немедленно.

Только что? Ему было стыдно за себя и больно. Он понимал — ещё смутно, больше сердцем, чем умом, — что позорил пионерский галстук. И в то же время нахлынуло что-то радостное, празднично светлое. Чувства смешались в нём, он не знал, что сказать, и всё же начал говорить, хотя ему никто и не давал слова.

— Вот честное пионерское… Вот, Анн-Иванна… Ребята… Я не знаю, как сказать, но только скажу, что эго верно — плохо я делал. И вот поверьте… Слово даю, клянусь вам: я буду совсем не таким. И техника не помешает. Вот увидите!..

Вовка замялся, посмотрел на Анн-Иванну, на товарищей и сел. У него было такое ощущение, словно он километров десять тащил на себе тяжелющий мешок, а вот теперь скинул его, и телу и душе стало очень легко. Ему захотелось улыбаться и разговаривать с товарищами хоть о каких-нибудь пустяках, просто так, для того только, чтобы почувствовать себя снова и снова равноправным членом коллектива…