Советский век - страница 5
Вторая часть книги описывает постсталинский период (от Хрущева до Андропова), иную модель советского строя, которая на определенное время привнесла в систему новые силы, прежде чем сменилась эпохой «застоя».
В третьей части мы обсуждаем советскую эпоху в целом. Пытаемся беспристрастно взглянуть на систему и ее исторический путь. Такой ракурс - «с высоты птичьего полета» - позволяет увидеть характерные черты этого пути, а также исторические основания для взлета системы и ее последующего падения. В обоих случаях взлет и падение имели мировой резонанс, оба события были в равной степени неожиданны и непредсказуемы. Стоит подчеркнуть, что при всей сложности и богатстве исторического процесса (несмотря на то, что многие его проявления вызывают ужас) очень важно составить представление о специфике измерения и оценки этой эпохи, в том числе для того, чтобы иметь возможность осмыслить Россию после Горбачева.
Философ В. М. Межуев, сотрудник Института философии Российской академии наук, занимающийся исследованием политических течений, очень точно высказался по поводу вышеозначенных проблем во время конференции в Москве в 1999 г.: «Спросите себя сами, что из прошлого вам дорого, что должно быть продолжено, оставлено, что поможет вам встретить будущее... Если в прошлом не содержится ничего позитивного, тогда нет и будущего, и остается только «забыться и заснуть». Будущее без прошлого не является исторической судьбой России. Те, кто хотят стереть историю XX века, века больших катастроф, должны также попрощаться и с великой Россией»[0-2].
К этому суждению мы еще вернемся. Сейчас следует подчеркнуть существенную деталь: любая попытка объективной оценки истории и ее описания - дело тяжелое, поэтому крайне желательно, чтобы она (оценка) производилась беспристрастно и без эмоций. Когда автор заявляет, что готов предложить вниманию читателя то или иное исследование, ему необходимо сделать оговорку: даже самые искренние благие намерения не гарантируют успеха. На этом пути всех нас подстерегают ловушки: выбор определенных источников информации, уровень профессионализма, личные склонности и дарования автора, а также бесконечно сложная вязь исторических реалий, многочисленных, подвижных, неоднозначных, сопротивляющихся выстраиванию в понятную схему.
Но другого пути нет. Если историки не станут совершать новые и новые попытки, то они никогда не напишут правдивой истории. В этом случае человечество обречено внимать одним и тем же сказкам, смотреть повтор одной и той же хроникальной ленты, раз за разом прокручиваемой на бесконечно длящемся круглосуточном киносеансе.
Часть первая. Режим и его душа
Введение
В относительно короткой истории советской системы 1930-е годы занимают особое место.
Во-первых, потому что в это время страна жила в драматическом напряжении, не оправившись от последствий Первой мировой (1914-1918) и Гражданской (1918-1921) войн.
Во-вторых, недолговечный период новой экономической политики (НЭП), сменивший период так называемого военного коммунизма, восстановил только минимальный уровень физической (биологической) и политической стабильности. Этого уровня было явно недостаточно для того, чтобы сбалансировать жизнь внутри страны и ответить на вызовы внешнеэкономической политики, обозначившиеся на горизонте.
Стремительный запуск пятилетних планов (пятилеток), созданных на основе директив XV съезда ВКП(б), положил начало цепи неожиданных важных событий.
В первую очередь таким событием стал сталинский «большой скачок», казавшийся особенно поразительным на фоне глубочайшего экономического кризиса, охватившего США и Европу, но будто бы остановленного у границы СССР.
Следствием этой «новой» политики явился ряд внутренних перемен, по-видимому неожиданных даже для ее разработчиков. Беспрецедентный трудовой порыв народа, решительность элиты и безжалостность вождя, без колебаний запустившего машину государственного принуждения, произвели кардинальные перемены во всех сферах экономики и оказали мощное влияние на характер режима. По мнению некоторых непосредственных участников и наблюдателей со стороны, любые изменения в советских экономике и быту открывали путь для формирования новой, sui generis, государственной системы, которая (даже на ранней стадии) казалась своеобразным гарантом осуществления высших норм социальной справедливости. Но было и другое мнение. После официального подведения итогов первого пятилетнего плана «новая форма» государственной системы была объявлена модификацией государственного рабства. Напрашивается вопрос: как одна и та же система могла одновременно инициировать взаимоисключающие точки зрения?