Современная австралийская новелла - страница 23

— Сейчас скажу, молодой брат. Сначала я скажу про Полли. Ее мужчина, ему давно конец. Он был оттуда, с севера, далеко. Там пустыня. Он был хороший. А Полли, она из племени ниангамада, она родилась не здесь, нет, она родилась в Вакукарликарли. Трое ребят у нее было, двое мужчин, одна женщина. Двое мужчин, Тоби и Кикер, они далеко, там, в Моолиеме. Они никогда не смотрели как нужно за старой матерью, никогда, эти двое мужчин. Плохие люди, обманщики, совсем плохие, старая мать не нужна, совсем не нужна. А дочь, Тжоорахндее, она далеко, в Рой-Хилле, там где-то. Сколько времени ничего не слыхали про дочь. А ты знаешь этого мужчину Билли? Не того старого Билли, нет, не того. Большого Билли, вот кого. Выходит, наша старая Джамбоогахдее, она ему, выходит, тетка. Теперь ты знаешь, кто эта старая женщина?

— Знаю, — ответил я. — Теперь знаю.

— Это хорошо. Старая Джамбоогахдее совсем плохая стала, очень плохая, она не притворяется, она верно плохая. Она все лежит, встать не может, ноги совсем плохие.

Чарли наклонил голову набок, время остановилось. Брови насуплены — мучительное недоумение.

— Четыре дня. Нет, подожди, может, уже две недели, нет, не должно быть две недели, никак не должно быть, сейчас я подумаю, нет, не могу сказать.

Слепящее летнее солнце обжигает красную землю, мы спускаемся вниз к высохшему руслу реки, где черные братья устроили жилища в тени деревьев, утопающих в пене светло-желтых цветов с медвяным запахом, тощие собаки встречают нас ворчанием.

Джамбоогахдее худо, я вижу, что ей худо. Старая, почти слепая, она долго упорно крепилась, но выносливость человеческой плоти не беспредельна. Из-за какого-то давнего несчастья ее правая нога короче левой, руки с годами превратились в высохшие птичьи лапы, невесомые кости стали ломкими, как палочки. Она уже никого не узнаёт. Она уже не в силах говорить, около нее стоят две женщины: одна пожилая, другая помоложе, обе озабоченные, встревоженные.

— Она совсем не ест, бедная старая женщина. Мы смотрим за ней, как надо смотрим, все равно не ест.

Пожилая женщина — толстая и некрасивая: всклокоченные сальные волосы, из-под бесформенного заношенного платья выпирает расплывшееся тело, ноги по щиколотку в красной пыли, что постоянно осыпается с крутых склонов пересохшего речного русла. Женщина помоложе, худая и грязная, испуганно смотрит на нас, не произнося ни слова. Слепящий свет, черные, резко очерченные тени, старая Джамбоогахдее лежит под одеялом на смертном ложе из кучи земли, две женщины со скорбным взглядом не спускают с меня глаз, и Чарли, старый Каркоолиоо, будто онемев, стоит рядом и терпеливо ждет.

— Я пригоню грузовик, мы отвезем ее в больницу. Одна из женщин пусть поедет с нами и ты, Чарли, тоже.

Нескончаемая дорога до больницы, нескончаемая жара, я прекрасно понимаю, что Джамбоогахдее уже не нужна никакая больница, и никакая еда, и никакой костер ее не согреет, и никто на свете ей не поможет, и они все понимают это не хуже меня.

Вернувшись из больницы, мы сидим с Чарли в тени на корточках, разговариваем о том о сем, и в стене отчуждения появляется брешь. Чарли рассказывает, как трудно приходится чернокожим на этом свете.

— Никогда не знаешь, что хорошо, что плохо, — говорит он.

Белые люди очень сильные, они все знают и никого не жалеют, чернокожим трудно понять, как живут белые. Машины на колесах, машины без колес, белые люди умеют читать и писать, умеют летать по небу, сколько у них всяких инструментов, и деньги у них есть, и работа, а друг друга они обижают, каждому хочется быть первым, черные люди совсем не такие, нет, они все одинаковые, все друг другу помогают, у них не бывает, чтобы один попал в беду, а другой на его беде разбогател, так жили отцы и деды, так чернокожие живут и сейчас.

— Белые захватили эту землю. Черным пришел конец.

Чернокожий старик понимает, что племя его гибнет, что ему не на что надеяться; глубокий старик, настоящий человек, великий человек для своих соплеменников; вся мудрость чернокожих хранится в его голове со впалыми висками, вся мудрость его земли, его народа, все крупицы мудрости, что этот старик накопил за свою долгую жизнь; и он знает, какую участь уготовили белые его собратьям. Чернокожий старик понимает, что восторжествовал безжалостный закон белых, закон грубых, бессердечных, корыстных, жестоких, ненасытных белых людей и ему, чернокожему старику, не на что надеяться. Чарли уходит вниз, к реке, и в неярких лучах заходящего солнца я отчетливо вижу призрак гибели у него за спиной.