Сознание и вещи. Очерк феноменалистической онтологии. - страница 46

Разумеется, это софизм. Если бы аргумент предполагал то, что требуется доказать, вывод следовал бы с логической необходимостью. В реальности же мы видим, что, наблюдая совместное появление тех двух людей, мы делаем лишь вероятностное заключение (пусть вероятность и высока), что люди, которые наблюдались нами ранее, не являлись одним и тем же человеком. Стало быть, структура нашего рассуждения не содержала в себе круг и была иной. Эту структуру можно выразить так. Мы сочли вероятным, что эти люди — один и тот же человек, но эта вероятность была не слишком высокой. Чем выше она была бы, тем в большей степени мы склонны были бы интерпретировать новый факт как то, что не свидетельствует об их различии. А если бы мы знали об их тождестве, мы должны были бы интерпретировать его так. И наоборот: чем меньше мы верили бы в это, тем больший вес обретал бы тот новый факт в плане свидетельства в пользу их реального различия.

Таким образом, тот новый факт может быть основанием аргумента лишь в том случае, если мы не знаем о наличии или отсутствии тождества.

Теперь вернемся к нашему аргументу в пользу влияния ментального на физическое. Начнем с того, что даже если сформулировать его так, что в нем будет допускаться реальное различие ментального и физического, то это еще не будет означать, что в нем заложен круг. Ведь промежуточной целью этого аргумента является не демонстрация отличия ментального от физического, а демонстрация отсутствия корреляции между моим физическим состоянием и моими квалитативными ментальными состояниями: даже если ментальное и физическое отличны друг от друга, они могут быть скоррелированы.

Тем не менее здесь могла бы возникать видимость круга, так как поскольку из отсутствия жесткой корреляции ментального и физического, доказываемого на основе допущения об их различии, следует их различие (поскольку одинаковые состояния мозга могут быть связаны с разными ментальными состояниями, то в случае их тождества мы получили бы самопротиворечивый вывод о тождестве этих по определению разных ментальных состояний; напомним, что речь идет о квалитативных состояниях, а не, скажем, о каузальных ролях), то может показаться, что допущение различия ментального и физического все же логически эквивалентно допущению отсутствия жесткой корреляции между ними. На самом деле это не так, так как вывод от различия ментального и физического к отсутствию жесткой корреляции проходит лишь при дополнительных допущениях о специфике работы памяти. Причина, по которой аргумент был сформулирован именно так, скоро прояснится, но пока, в свете сделанных возражений, заметим, что он сохраняет свою действенность и при отсутствии допущения различия ментального и физического и, соответственно, при устранении даже видимости круга.

При его переформулировке его структура будет напоминать структуру рассмотренного выше аргумента о различии двух людей. Мы будем исходить не из знания о реальном различии ментального и физического, т. е. не из истинности тезиса «ментальное отлично от физического», а из того, что нам неизвестно, являются ли они тождественными или различными. Аргумент не действовал бы, если бы мы знали об их тождестве. Но если мы не знаем об этом тождестве, то сила этого аргумента будет пропорциональна нашей уверенности в отсутствии такового. Чем меньше мы уверены в тождестве, тем больше данный аргумент ослабляет эту изначальную уверенность, демонстрируя отсутствие корреляции между воспоминаниями и мозгом.

Итак, мы видим, что для оценки убедительности нашего аргумента мы должны оценить весомость наших оснований принимать тезис тождества. Одним из таких оснований могло бы быть требование простоты. Мир, в котором помимо физической реальности есть и какая-то другая реальность, кажется сложнее того мира, в котором есть только физическое. Мы знаем, однако, что этот довод проходит только при эпифеноменалистском взгляде на ментальное. При допущении его каузальной действенности могло бы оказаться, что чисто физические системы не могли бы порождать такие процессы, которые они могли бы порождать совместно с ментальным, и фактор простоты перестал бы работать. Другим, уже эмпирическим, основанием могло бы быть опытное обнаружение