Sпарта. Игра не на жизнь, а на смерть - страница 5

– Мне бы твои проблемы… – вздохнула Аня.

– Детка, как говорит наша Царева, – не оперируй понятиями, о которых не имеешь ни малейшего представления, – ответила на это Кристина. – Тяжело вздохнула, помрачнела. – Черт! Настя мертвая в морге… Из головы не выходит… Да, надо завтра с Белодедовой поговорить, чтобы нюни не распускала. А то запалит всех. Ладно, до завтра.

Они расцеловались, и Мелкова скрылась в подъезде. А Кристина снова села в машину рядом с Колей. Тот обнял девушку, но прежде чем приступить к ласкам, поинтересовался:

– А что вообще с вашей училкой случилось? Мужик бросил? Денег должна была?

– Не мужик. И не денег, – ответила Суворова. – Не знаю я, что случилось.

– Нет, ну как? Ни с того ни с сего в окно не выходят. Дура она, что ли?

– Наверное, дура… – пробормотала Кристина. И неожиданно попросила:

– Поцелуй меня!

Коля не стал отказываться…

В это время Аня осторожно открыла дверь своей квартиры. Не зажигая света, сняла туфли, куртку и на цыпочках направилась к ванной. И тут вспыхнул свет. У выключателя стоял отец Ани.

– Папа, нас в школе задержали… – начала объяснять Аня.

Однако отец не дал ей договорить – молча отвесил сильную пощечину.

…Наташа Белодедова, придя домой, тоже не стала включать свет. На ощупь прошла в свою комнату, включила компьютер. Экран осветился, и кое-что стало видно. Например, что на диване сидит мать Наташи, Галина. Но Наташа не заметила матери, не увидела и раскрытую дверцу шкафа. И, проходя к окну, стукнулась о нее лбом – так, что даже вскрикнула.

– Наташка! Что, опять? – спросила Галина.

Только теперь Наташа ее заметила. Держась за лоб, села перед компьютером и сердито ответила:

– Нет! Просто здесь темно! Просто темно! Темно, понимаешь?

Галина подошла к ней, молча обняла. У обеих по лицам текли слезы.

…В той самой пельменной, куда участковый Крюков приглашал Тошу, за столиком сидели Довженко и Барковский. Впрочем, они пришли сюда не есть – говорить.

– Ладно, сменим тему, – сказал Барковский. – Что там у тебя с матерью?

– Да у нее крышняк поехал на старости лет! – заявил Довженко. – Психует по любому поводу. «Как ты разговариваешь с матерью? Что за тон?»

– Ну правильно, – кивнул Барковский. – Я же ее видел, она молодая красивая женщина.

У Довженко аж рот открылся от изумления:

– Кто, мать?

– Ну да. Ты подумай своей тупой башкой: ведь с ней ни в метро, ни в магазине, ни на работе так никто не разговаривает. Потому что она женщина. А ты ей хамишь. Ты ей, к примеру, дверь открываешь, как Олеське, когда в школу заходишь?

– При чем тут это? Что ты сравниваешь?

– А что ты не сравниваешь? Я тебе говорю, мудила, она обыкновенная баба. Одинокая. У нее мужик в доме только жрет, спит и хамит. А у нее, может, роман. А может, на нее начальник наорал. Ты бы ей цветов принес хоть раз, ты же мужчина ее жизни…

Довженко был совершенно потрясен, не знал, что ответить. И тут к их столику нагнулся Крюков и спросил:

– Свободно?

Довженко еще сильней перекосило; теперь на его лице было не только удивление, но и испуг.

– Я это… матери обещал… – залепетал он. – Поздно уже, волноваться будет… Я пошел…

И убежал. А Крюков расставил тарелки и начал с аппетитом есть.

– Круто излагаешь, – заметил он, прожевав. – Извини, что подслушал. Мне бы такого друга в свое время. Не так бы стыдно перед матерью было.

– Может, еще не поздно? – осведомился Барковский.

– Поздно. Похоронил давно. А тебе домой не надо?

– Нет, меня ругать не будут.

– Да? А с кем это ты у школы ругался? – с невинным видом спросил Крюков. – Ну, мужик такой высокий, в дорогом пальто. Вроде как орал на тебя. Не батя был твой?

И отметил, что, как говорится, «попал»: Барковский побледнел.

– А, этот… – начал он, еще не зная, что ответить. – Да это… директора нашего покойного приятель.

– А как зовут приятеля?

– Да я не помню, пару раз всего виделись… – промямлил Барковский. И вдруг круто переменил направление разговора:

– Извините, можно спросить? Ведь у вас инсульт был?

Теперь он «попал»: участковый смотрел на него удивленно.

– С чего ты взял? – спросил он.

– Ну, я смотрю: рука так немножко… прихрамываете… и в руках все время что-то вертите. Это для восстановления мелкой моторики? Я не прав?