Спаси меня, вальс - страница 24
и как достать билеты на игру Йельской команды, что мистер Фиш живет в аквариуме и что в полицейском участке Центрального парка, кроме сержанта, есть еще и другие копы, – однако никто не знал, что такое иметь ребенка.
– Пожалуй, тебе надо спросить у своей матери, – сказал Дэвид.
– Ах, Дэвид, только не это! Она подумает, что я понятия ни о чем не имею.
– Что ж, тогда я спрошу у своего агента, – предложил он. – Он человек бывалый.
Город покачивался в приглушенном реве, похожем на рокот аплодисментов в огромном театре, доносящийся к стоящему на сцене актеру. Из Нового Амстердама «Две крошки в голубом» и «Салли» били по барабанным перепонкам и неуклюже ускоряли ритм, словно призывая всех стать неграми и заядлыми саксофонистами, вернуться в Мэриленд и Луизиану, музыка звучала так, будто вокруг были мамушки-негритянки и миллионеры. Продавщицы были похожи на Мэрилин Миллер[32]. Студенты обожали Мэрилин Миллер, как прежде обожали Рози Квинн. Знаменитостями становились актрисы кино. Пол Уайтмен[33] играл на скрипке о том, как важно веселиться. В том году в «Ритц» стояли очереди за бесплатными благотворительными обедами. Знакомые встречались в коридорах отеля, где пахло орхидеями, плюшем и детективными историями, и спрашивали друг у друга, где они успели побывать. На Чарли Чаплине обычно была желтая куртка для игры в поло. Люди устали изображать пролетариев – все упивались славой. Ну а прочих, которые не были отмечены славой, поубивало на войне; собственная домашняя жизнь мало кого интересовала.
– Вон они, Найты, танцуют вместе, – говорили о них. – Как это мило, правда? Вон они.
– Послушай, Алабама, ты не держишь ритм, – упрекал жену Дэвид.
– Ради Бога, Дэвид, не наступай мне на ноги!
– Никогда не умел танцевать вальс.
Теперь решительно все обретало унылый вид, с учетом нынешних обстоятельств.
– Мне придется много работать, – сказал Дэвид. – Разве не забавно – стать центром вселенной для кого-то еще?
– Очень забавно. Хорошо, что мои родители приедут прежде, чем меня начнет тошнить.
– Откуда тебе известно, что будет тошнить?
– Будет.
– То есть так тебе кажется.
– Да.
– Поедем куда-нибудь еще.
Пол Уайтмен играл «Две крошки в голубом» в «Пале Рояль»; номер был большой и дорогой. Девушки с пикантными профилями как две капли воды походили на Глорию Суонсон[34]. В Нью-Йорке было больше копий, чем самого Нью-Йорка – самыми реальными вещами в этом городе были абстракции. Всем хотелось попасть в кабаре.
– У нас кое-кто будет, – говорили все всем, – и нам бы хотелось, чтобы вы тоже были.
– Мы позвоним, – отвечали они.
В Нью-Йорке только и делали что звонили по телефону. Звонили из одного отеля в другой, где тоже была вечеринка, и просили прощения, что не могут прийти – так как уже приглашены. На чай или на поздний ужин.
Дэвид и Алабама позвали друзей в «Плэнтейшн» – кидать апельсины в барабан и себя – в фонтан на Юнион-сквер. Туда они и отправились, напевая «Новый Завет» и «Конституцию нашей страны» и одолевая транспортный прилив, подобно ликующим островитянам на досках для серфинга. Никто не знал слов «Звездно-полосатого флага»[35].
В городе старухи с ласковыми и затененными лицами, напоминающими о тихих улочках Центральной Европы, торговали анютиными глазками; шляпы плыли на автобусе прочь с Пятой авеню; облака посылали предупреждение Центральному парку. На улицах Нью-Йорка пахло остро и сладко, как конденсат на машинах, в окутанном ночью металлическом саду. Меняющиеся запахи, люди и атмосфера волнения из главных артерий города проникали рывками в переулки, вторгаясь в их собственный ритм.
Обладая жадным всепоглощающим эго, Найты алчно впитывали жизнь в момент быстрого отлива, а всякую мертвечину выбрасывали в море. Нью-Йорк – отличное место, чтобы быть на подъеме.
Манхэттенский клерк не поверил, что они женаты, но комнату им сдал.
– Что ты? – спросил Дэвид, сидя на кровати под ситцевым балдахином. – Не можешь сама справиться?
– Могу. Когда поезд?
– Уже пора. У меня есть два доллара, чтобы встретить твоих родителей, – сказал он и потянулся за одеждой.
– Я бы хотела купить цветы.