Сперонара - страница 3
К несчастью, дело происходило 22 августа, и, поскольку никому не хотелось ехать жариться на Сицилию в тридцатиградусную жару, пассажиры не появлялись. Помощник капитана, случайно оказавшийся на борту, сказал нам, что, по всей вероятности, судно отправится в плавание не раньше чем через неделю, но добавил, что он не может ручаться за наш отъезд даже к этому сроку.
Мы стояли на Молу, досадуя на эту задержку, в то время как Милорд рыскал повсюду в поисках какой-нибудь кошки, которую можно было бы съесть, как вдруг подошел какой-то матрос с шапкой в руке и обратился к нам на сицилийском наречии. Сколь бы мало мы ни были знакомы с этим говором, он не настолько сильно отличался от итальянского языка, чтобы я не смог понять, что незнакомец предлагает доставить нас туда, куда мы пожелаем. Мы спросили у него, на чем он собирается нас везти, готовые отправиться в путь на чем угодно. Этот человек тут же повел нас за собой и, остановившись возле маяка, указал на неподвижно стоявшее на якоре шагах в пятидесяти от берега прелестное маленькое судно из разряда рыбачьих трехмачтовых баркасов, но столь мило окрашенное в зеленый и красный цвета, что мы сразу же прониклись к нему симпатией, которая явно отразилась на наших лицах, ибо матрос, не дожидаясь ответа, подал знак какой-то лодке приблизиться к нам, прыгнул в нее и протянул руку, чтобы помочь нам туда спуститься.
Наша сперонара, как называют подобный тип судов, отнюдь не проигрывала при ее рассмотрении, и, чем ближе подплывала наша лодка к судну, тем отчетливее видели мы его изящные формы и бросавшуюся в глаза яркость красок. Вследствие этого, еще не успев ступить на борт, мы уже почти приняли решение.
Там мы обнаружили капитана. Это был красивый молодой человек двадцати восьми—тридцати лет, с открытым и уверенным лицом. Он говорил по-итальянски немного лучше своего матроса. Так что нам удалось кое-как понять друг друга. Четверть часа спустя мы сторговались с ним за восемь дукатов в день. За восемь дукатов в день судно и его команда принадлежали нам душой и телом, сходнями и парусами. Мы могли держать его при себе сколько нам заблагорассудится, вести его туда, куда нам заблагорассудится, и расстаться с ним там, где нам заблагорассудится: мы были вольны в своих действиях, однако сперонара была нашей до тех пор, пока мы платили. И это было совершенно справедливо.
Я спустился в трюм; на судне не было никакого груза, кроме балласта. Я потребовал от капитана, чтобы он взял на себя строгое обязательство не брать на борт ни товаров, ни других пассажиров; он дал мне слово. Капитан выглядел таким чистосердечным, что я не стал просить у него других гарантий.
Мы снова поднялись на палубу, и я осмотрел нашу каюту. Она представляла собой всего лишь нечто вроде круглого деревянного навеса, установленного на корме и прикрепленного к корпусу судна достаточно прочно, чтобы можно было не бояться порывов ветра или шквалов. За этим навесом находилось свободное пространство, предназначенное для управления рулем. Это был отсек кормчего. Наша каюта была совершенно пустой. Нам самим предстояло раздобыть необходимые предметы мебели — капитан судна «Санта Мария ди Пие ди Гротта» предоставлял кров без всякой обстановки. Впрочем, учитывая недостаток пространства, эта мебель должна была сводиться к двум матрасам, двум подушкам и четырем парам простыней. Койкой служил дощатый настил. Что касается матросов, то все они, включая капитана, обычно спали вповалку в твиндеке.
Мы условились прислать вечером два матраса, две подушки и четыре пары простыней, и момент отплытия был назначен на восемь часов утра следующего дня.
Когда мы с Жаденом отошли от судна уже шагов на сто, радуясь принятому решению, нас вдруг догнал капитан. Он посоветовал нам прежде всего не забыть обзавестись поваром. Совет показался мне довольно странным, и я захотел выяснить, чем он вызван. И тут я узнал, что в глубине Сицилии, в диких и пустынных краях, где постоялые дворы, если они вообще имеются, это всего лишь места привалов, повар необходим в первую очередь. Мы пообещали капитану прислать его одновременно с нашей roba