Спокойное течение жизни - страница 15
Поместье Ламских включало в себя крупный искусственный водоем, образованный запрудой речки-переплюйки Хрипани. Место живописное. Судя по моим воспоминаниям и частым поездкам сюда — рыбалка (а рыбалку папаша уважает) здесь отменная…
Правда, мы с сестрой сюда не на рыбалку приезжали. Здесь была одна из самых неприятных полос препятствий, которую довелось проходить Олегу, когда он был Сварогом. Половина ПП приходилась на искусственно заболоченный участок… С комарами, пиявками, вонью и прочими болотными прелестями.
— Навевает воспоминания? — Впервые с момента разговора у гостиницы подал голос Ламский, когда мы шли от стоянки к особняку и проходили мимо деревянной арки с надписью "Детский городок" — входа на полигон и полосу препятствий… человек с юмором делал, однозначно.
— Да не особо.
Действительно, не особо. Это для Олега Радовича полоса препятствий "Детский городок" была чем-то выдающимся и неприятным, а для Сая Нагава и Олега Дорина — сущая ерунда по сравнению с любой из миссий "Гантца".
К тому же сейчас моя голова была занята предстоящим "разговором", а не детскими воспоминаниями. И — самое главное — причинами этого разговора. С чего вдруг бывшим родственникам захотелось поговорить с изгнанником, вышвырнутым несколько лет назад из Семьи?
— Ну-ну… — неопределенно хмыкнул Ламский.
Привели меня в какой-то кабинет, усадили за стол (на место посетителя, разумеется) и ушли, велев подождать…
Вот сижу — жду… Уже час жду. Потом девушка в коротенькой юбочке принесла мне горячий сладкий чай с печеньем, который я быстро уничтожил, а потом — снова ждал…
— Не высыпаемся, господин Радович? — Выдернул меня из дремы голос Ламского.
— Очень уж обстановка умиротворяющая, Иван Иванович!
Удивительно, но, кажется, я выспался! И, по ощущениям, проспал часа два! Это на неудобном-то стуле!
— Говорят, что у людей с чистой совестью — хороший здоровый сон. — Ламский уселся в кресло за столом.
— Или полное отсутствие этой совести. Во всяком случае, я знаю как минимум одного человека, который хорошо и крепко спит, будучи бессовестной мразью.
— Кажется, я догадываюсь, кого ты имеешься ввиду, Олег… — Покивал головой Ламский. — Наш разговор будет записываться… не возражаешь?
— С моей-то чистой совестью? Ни капли!
— Кхм… Олег. Как ты понимаешь, мне нужен однозначный ответ на этот вопрос.
— Нет, Иван Иванович, я не возражаю против ведения записи нашей сегодняшней беседы.
— Замечательно! Итак. Среда, восьмое сентября 7511 года, двадцать два часа сорок минут. ("Вот это я "придавил"!") Беседу ведет Ламский Иван Иванович. Олег Ильич, представься, пожалуйста.
— Олег Ильич Радович, ранее — Сварог. — Ламский прищурился и усмехнулся, но промолчал. — Восемнадцать лет. Родился шестого мая 7493 года в Москве.
— Хорошо. Честно говоря, я удивился, когда узнал, что ты вернулся в Москву, Олег. Как тебя сюда занесло? Ты же в Киржаче учился?
— А уж как я удивился, когда меня сюда чуть ли не насильно перевели! Руководство Политеха почему-то решило, что такой умный и талантливый мальчик должен получать образование в центральном филиале Университета, а не в глухой провинции…
— Бывают же совпадения! — Очень натурально восхитился Ламский.
— А что с чем совпало, Иван Иваныч?
Но Ламский, разумеется, не позволил себя поймать:
— Олег, я ж тебя учил… когда-то… тут я задаю вопросы, а ты отвечаешь… И — никак иначе!
Вообще, то, что говорит Ламский — совершеннейшая ересь — теория допросов никак не соотносится с данной ситуацией. Он вообще не имеет права меня допрашивать, представляя частную лавочку. Но зачем же ссориться?
— А-а-а… Да, припоминаю, Иван Иванович. Чему-то такому меня, действительно, учили. Прям, как знали, как знали…
— Ну, не будем отвлекаться. Пятого сентября 7511 года… Олег, попытайся вспомнить, что ты делал в этот день.
— Ну… Иван Иванович. Ну, вы спросили…
— Это воскресенье, если ты запамятовал…
— Готовился к отъезду в Москву, потом ехал в Москву, потом приехал в Москву… Хотя, нет — приехал я уже ночью в понедельник.
— Подробно, Олег. Подробно. Вот, проснулся ты… во сколько ты, кстати, проснулся, и где?