Спокойное течение жизни - страница 16
— В своей постели в общежитии… К сожалению, один… — Тяжко вздохнул я, заглядывая в вырез блузки секретарши (или помощницы… или кто она здесь?), снова принесшей чай и сладости. Та стрельнула проказливыми глазками. — Совсем один… — Совсем жалобно протянул я, подмигнув ей.
Подробно, по часам, даже по минутам, я вспоминал воскресенье и описывал весь день. Разумеется, эпизод с дракой в электричке плавно обошел — ехал и ехал, в окно смотрел… к тому же формально эта драка случилась за полночь… То есть уже в понедельник. А рассказать-то меня просили про воскресенье. Ламский уточнял, записывал фамилии тех, кто может что-то подтвердить.
— Ага… а потом?
Рассказываю, как ехал на метро, как заселялся в заранее забронированный номер гостиницы…
Такое впечатление, что у них кого-то убили или что-то ценное украли. И случилось у них эта неприятность примерно с двух до трех часов дня в прошедшее воскресенье, если судить по особому интересу Ламского именно к этому промежутку времени…
— А почему тебя в Москву перевели?
Вздыхаю, но тоже рассказываю… несколько раз.
Допрос длился где-то часа три-четыре. Ламский совсем замордовал меня уточнениями, многократным повторением одних и тех же эпизодов… Нормальный такой добротный допрос одного из свидетелей.
А "короткая юбочка" Марина — секретарша Ламского — все это время таскала мне чай, пирожные, конфеты и печенье, постреливая доброжелательным взглядом… Сладости — это хорошо: при стесненных средствах в них постоянно ощущается потребность… А организм-то молодой и мозг, что характерно, развивающийся (будем надеяться) — сахар нужен, много-много сахара!
— Что ж, Олег. Спасибо за то, что нашел время с нами встретиться и поговорить! Не смею тебя больше задерживать! Конец записи. — Он показательно щелкнул мышкой настольного компьютера. — Можешь идти. На ворота я сейчас позвоню. Дорогу до станции помнишь?
Я поднялся и вежливо улыбнулся:
— Благодарю за чай, Иван Иванович. Я как раз успею к утренней электричке!
— Всего хорошего, Олег Ильич!
— И вам не хворать, Иван Иванович!
Итак, мало того, что обратно к гостинице меня отвозить не стали, так еще и на мой намек на то, что последняя электричка давно ушла — не обратили никакого внимания!
А ведь когда-то на лимузине меня в эти ворота ввозили и охрана честь отдавала… А теперь — будто щенка под забор выкидывают. Топай. Ножками — ножками.
Обиделся? Не-е-ет. Удивился. Сильно удивился.
Дело в том, что в эмоциях Ламский не испытывал ко мне негативных эмоций. Более того, была симпатия и приязнь! Но его действия в конце допроса… точнее, бездействие… Будто он, выкидывая меня за ворота в два ночи, выполнял некий приказ или часть плана. Ну и небольшим чувством вины в меня от него плеснуло…
Посмотреть на мою реакцию? Напасть по дороге? Нет, вряд ли — на платформе камеры и жандармерия, а в Москве я так и так окажусь только утром, в огромной толпе, спешащей на работу… Так что, наверно, именно посмотреть на реакцию… Но как-то сложно все накручено, сложно…
Опять-таки, зачем им потребовались мои показания? Что у них такого стряслось в прошедшее воскресенье после полудня?
А еще я огорчился в ожидании грядущих неприятностей — если они не удовлетворятся моим рассказом (а они вряд ли им удовлетворятся), то будут собирать доказательную базу… включая записи с камер наблюдения электрички. И вот тогда Олегу Радовичу будет очень и очень грустно — придется ему, Олегу, объяснять, некоторые непонятные моменты с бесконтактной транспортировкой тела по воздуху… Черт, как же не вовремя этот Ковыль там оказался! Да и я хорош — мог бы спокойно "на пресс" принять тот детский удар!
Охранники на воротах, не будучи посвящены в хитросплетения внутрисемейных отношений, сильно удивились и даже не хотели меня сначала выпускать:
— Ты куда на ночь глядя, отрок?
— На станцию. — Самое интересное, что не вру ни капли!
— Ты на часы смотрел, парень? Какая электричка в два часа ночи!
Пожилой охранник кивнул на часы над входом. Два — ноль четыре.
— А у меня персональная электричка в два десять.
— Два десять? Так ты опоздал уже! Не успеешь за пять минут до станции добежать…