Спросишь опять - отвечу “да” - страница 5
“Слишком жарко для всего этого” - сказал Стэнхоуп, нахмурившись при виде тела.
Он открыл стоящий рядом холодильник, вытащил бутылку пива, ударом о край полки сбил с неё крышку, и залпом выпил.
Фрэнсис думал о городе, про который рассказывал Стэнхоуп. Где можно ходить босиком по прохладной, влажной от росы траве.
Никто не может предсказать, как повернётся жизнь. В реальности никто не может попробовать что-нибудь, посмотреть, понравится ли ему это - слова, которые он сказал дяде Пэтси при поступлении в полицейскую академию. Потому что ты пробуешь, попробуешь и попробуешь и вдруг понимаешь, что это теперь твоё.
Всего минуту назад он стоял в болоте по другую сторону Атлантики, а теперь вдруг стал полицейским. В Америке. В самом худшем районе самого известного города в мире.
Когда лицо мёртвого приобрело пепельный оттенок, Фрэнсис подумал о том, как неестественно тот выглядел. Как вытянута его шея, а подбородок вывернут вверх - словно у утопающего, пытающегося дотянуться до поверхности воды.
Это было всего второй мертвец для него. Первый, утопленник, всплывший в апреле в нью-йоркской гавани, был неузнаваем, и, возможно, поэтому не выглядел реальным. Лейтенант, который тогда взял его с собой, посоветовал Фрэнсису склониться через борт лодки, чтобы его вырвало. Но Фрэнсис сказал, что ему это не нужно.
Он вспомнил, как братья-христиане говорили о том, что тело человека - это всего лишь сосуд, тогда как душа - это его путеводный огонь.
То первое тело, разбухший от воды кусок мяса, рассталось с душой задолго до того, как попалось Фрэнсису на глаза.
Но сейчас Фрэнсис видел, как душа покидает тело - шаг за шагом.
В старой доброй Ирландии кто-нибудь обязательно открыл бы окно, чтобы позволить душе человека спокойно уйти. Но здесь, в Южном Бронксе, любая душа будет свободна лишь насколько позволяют четыре стены.
“Придержи дверь открытой” - сказал Фрэнсис Стэнхоупу - “Здесь невозможно дышать”.
Но вдруг что-то услышал и замер, положив руку на пистолет.
Стэнхоуп смотрел на него широко раскрытыми глазами. И снова раздался этот еле слышный шорох кроссовок по линолеуму - как будто кто-то слушал, как прислушивается Фрэнсис. Три человеческих сердца бились в грудных клетках, ещё одно лежало неподвижно.
“Выходи с поднятыми руками” - сказал Фрэнсис, и тут же увидел его: высокого худощавого подростка в белой майке, белых шортах и белых кроссовках, прячущегося в тесном пространстве между холодильником и стеной.
Часом позже Фрэнсис держал руки подростка, окуная каждый палец в чернила и делая отпечаток на карточке, потом четыре пальца вместе, потом большой палец. Сначала левую руку, затем правую, потом снова левую. Для трёх картотек - местной, штатской и федеральной. После первой серии отпечатков установился своеобразный ритм: взять палец, сделать отпечаток, отпустить. Руки подростка были тёплыми, но сухими, и если он нервничал, то Фрэнсис этого не заметил.
Стэнхоуп уже составлял протокол. Продавец умер задолго до того, как приехала машина скорой помощи, и теперь здесь сидел его убийца с мягкими как у ребёнка руками и хорошо ухоженными чистыми ногтями. К третьей серии отпечатков он уже понял, что надо делать, и начал помогать Фрэнсису.
Когда все документы были оформлены, полицейские-ветераны сказали, что у них принято угощать по поводу первого задержания. Арест был записан на Фрэнсиса, но Стэнхоупа тоже взяли в бар и угощали его - стопка за стопкой. И после каждой стопки его история обрастала всё новыми подробностями. Парень внезапно вышел и угрожал им. Кровь хлестала во все стороны. Стэнхоуп прикрывал пути к отходу, пока Фрэнсис боролся с вооружённым преступником.
“ У твоего напарника богатая фантазия ” - сказал один из ветеранов Фрэнсису.
Стэнхоуп и Фрэнсис посмотрели друг на друга. Разве они были напарниками?
“Вы остаётесь напарниками, пока капитан это не отменит” - сказал полицейский постарше.
Повар вышел из кухни с тарелками, полными гамбургеров, и сказал им, что это за счёт бара.
“Собираешься домой?” - спросил Стэнхоуп Фрэнсиса чуть позже.
“Да. И тебе пора домой, к беременной жене, - сказал Фрэнсис.