Спросить Гришу - страница 4

Не в том смысле, что «Эмма – это я». То есть не как обычно бывает, что писатель наделяет героя своими мыслями и переживаниями. Скорее герои – Мюнхгаузен, Тиль, Свифт, шут Балакирев, Кин и другие роняли в душу автора свои зерна и прорастали в нем.

«Барон славен не тем, что летал или не летал на Луну, а тем, что никогда не врет». С этой фразы начинается не киноповесть, не фильм. С нее начинается характер.

Интеллигент Карл-Фридрих-Иероним по всему своему составу и должен был бы стать вообще-то героем интеллигенции. Человек с сердцем и умом, верный себе и своей женщине (не жене), диссидент, наконец. Такого положительного героя советское кино – ну не то, чтобы не знало, но такой герой вроде бы не мог рассчитывать на популярность у широкого зрителя (которого мы условно называем народом).

Не врун, но инакомыслящий. Не сказочный, но бессмертный. Не семьянин, но однолюб. Почему этот чужой, не знакомый Мюнхгаузен стал «тем самым», стал любим и всем понятен?

Потому, вероятно, что Горин пришел в большую драматургию со своим самым главным героем, когда чутьем диагноста уловил его время. Именно его. Время, когда общество догнило до того состояния распада, когда в этой вони без сквозняка правды уже рисковали задохнуться все.

Пьеса «Тот самый Мюнхгаузен» - о правде. О правде как о способе жизни, о правде, изменить которой – смерти подобно. О правде как о главном свойстве характера. О том, что «говорить правду легко и приятно», почему и жизнь с нею на знамени – жизнь счастливая, как и смерть за нее.

Носитель жизнеутверждающей правды, правды-истины – крупнейший враль всех времен и народов. По-моему, гениально. Это как восточная притча о знатоке лошадей, который не замечает – жеребца или кобылу ему привели. Не до мелочей.

«Мюнхгаузен» - из первых, хотя и не первая пьеса Горина. До нее были и запрещенный «Кин IV», и «Забыть Герострата» и даже «Тиль», первая «шутовская комедия», вещь почти житийная, текст большой силы и страсти.

Но именно история жизни и двух смертей великого барона стала брендом Григория Горина. И именно Мюнхгаузен – а не загадочный авантюрист Калиостро – первым вывел формулу любви. «Карл, они положили сырой порох!» Верность и правда, которыми нельзя поступиться даже ради сохранения жизни – вот что такое любовь.

Мюнхгаузена сочинял большой, серьезный драматург. Пожалуй, из лучших драматургов нового времени. А уж комедиограф-то – безусловно лучший. Потому что ушел от «чистой» комедии в трагифарс, высшую юмористическую форму. Так как был, подобно Мюнхгаузену, не остряком, а мудрецом.

Горин увидел свою Марту в пору уже почти закоренелого холостячества: тридцатник. Искрометный красавец, привыкший к успеху, вдруг оробел. Ему не встречались такие женщины. Умная, очаровательная, вся – стиль и порода. Как все грузинки, конечно, княжна. Младшая в семье, где у каждого из шести братьев было, как в сказке, по три дочери. Восемнадцатой девчонке никак не могли придумать имя, все Этери, Медеи, Наны уже разобраны. Ну, пусть тогда будет Люба. Любовь, дитя войны. Перед глазами – всегда пример мамы, которая ждала отца с войны десять лет. Надеялась. Люба Келеселидзе была будто специально рождена для большой любви, обязанной стать смыслом жизни. Первый брак не удался, с тех пор княжна осторожничала.

С Гориным познакомилась, уже зная такого писателя. Интересно, конечно. Смешной, с этой неподражаемой дикцией… Шутил замечательно (в шутках Люба толк знала, поработав редактором на всех юмористических передачах и в Объединении музыкальных и комедийных фильмов). О любви речи не было. Второй раз случайно столкнулись на закрытом просмотре «Жить, чтобы жить» - как нарочно – Ив Монтан, все дела… А потом еще, после кино, зазвали в несусветную компанию к этому Горину – Ширвиндт, Миронов, Захаров, Кваша…

Стал бомбить письмами: знайте, что по Москве ходит высокий толстый человек, который думает о вас постоянно… На его сумасшедшую влюбленность реагировала довольно спокойно. Отношения с Гришей называла дружбой. Сама влюбилась после жуткого случая. На бульваре у прохожей женщины случился эпилептический припадок. Гриша, бывший доктор, бросился, каким-то невозможным образом, держа больную одновременно за голову, за ноги и за руки, приступ снял. Тут-то княжну и пробило. Вот он, ЕЁ мужчина. Сильный, большой, храбрый – рыцарь, да еще и профи. Настоящий мужик.