Спросить Гришу - страница 6

С этой богатой идеей Захаров помчался к Горину, который жил по соседству с театром и уже, можно сказать, прославился двумя пьесами, написанными в соавторстве с Аркадием Аркановым – «Свадьбой на всю Европу» (следом за Николаем Акимовым поставленной в 82-х (!) театрах страны) и режиссерским дебютом Миронова и Ширвиндта «Маленькие комедии большого дома». Захаров и сам работал какое-то время в «Сатире» и ставил «Банкет» Горина и Арканова. Спектакль выдержал чертову дюжину представлений, тут-то его и запретили. «92 упоминания употребления алкоголя!» - написал на полях рукописи проснувшийся цензор.

В общем, режиссер с драматургом дружили.

Говорил Марк Захаров и тогда веско и неторопливо. А Горин пузырился, но схватывал налету. Режиссер еще только подходил к главному: как потрясающе мог бы взорвать Уленшпигель, борец, острослов, романтик, любовник, любимец народа – идиотское болото нашей жизни сегодня, - а Горин уже заправил в машинку лист и настучал: «Страсти по Тилю. Комедия в 2-х частях». («Страсти» потом по требованию цензуры убрали, что и правильно. Страсти – штука сакральная, к живому Зеркалу жизни отношения не имеет.)

Начиналась настоящая авантюра. Любовь Павловна вспоминала, какими безумными были эти месяцы работы над «Тилем». Гриша, дымясь, шарашил в день страниц по десять, забывая есть и спать. Курьер выхватывал из машинки горячие листки с очередной картиной и уносился в театр. Пьеса только писалась, а театр уже репетировал.

В этом было упоение какой-то детской игры – все можно! Но Горин уже становился жестким профи: садясь за работу, он имел в своей «а идише копф» четкую структуру пьесы. Законами драматургии Горин овладел очень быстро. Но дело тут не только – и не столько в мастерском умении выстроить интригу. Это умеет любой крепкий драмодел. У Горина к его 33-м годам открылся какой-то третий театральный глаз. Он, как Чехов и Булгаков, был, несомненно, человеком театра. «Это мой мир!» - восклицает Максудов, едва переступив театральный порог. Это был их мир – доктора Чехова, доктора Булгакова, доктора Горина. И эти совпадения, подозреваю, не случайны. Мне нравится мысль Александра Галина: как врачи они понимали соматическую патологию, а как писатели – патологии душевные, личностные. Все трое были диагностами: времени, общества, героя. Может быть, это и создавало такую гремучую смесь приподнятой театральной условности с роскошным богатством достоверных характеров.

Не знаю, как объяснить магическое обаяние талантливой пьесы и талантливого спектакля. Это как будто в кулисах кто-то все подкручивает и подкручивает колки, пока струны между сценой и залом не начинают звенеть от легкого сквознячка. Это возможно, когда все - автор, режиссер, артисты и все остальные участники действия объединены какой-то общей кровеносной системой и являются частью этой общей театральной природы – капризной и неуловимой…

И все равно это ничего не объясняет. Как невозможно объяснить удачу.

Удачливость, везение Горина выразилось и в его буквально судьбоносной встрече с Захаровым. Они на счастье нашли друг друга – люди с одинаковой природой юмора, до безумия влюбленные в театр, пропитанные им, смельчаки и авантюристы, способные затеять любую игру, пуститься в любое приключение. Особенно по молодости.

История с «Тилем» была, в сущности, из разряда практических перформансов, которые так любили учинять эти гении своего места – Театра. Вот Ширвиндт с Захаровым провожают Миронова на вокзале, потом едут в аэропорт, берут билеты – и встречают его в этом Харькове или там Риге, не помню. Вот вся компания, нацепив телогрейки и валенки является к Игорю Кваше, который «зажал» день рождения; не замечая хозяина, проходят, располагаются на полу и раскованно квасят, с удивлением глядя на суетящегося Игоря – а это что еще за хмырь? Вот Захаров с Гориным приволакивают к Ширвиндту на новоселье допотопный чугунный радиатор. По окончании празднования Шура брезгливо просит их отнести «это говно», откуда взяли. Крякнув, молодцы говно выносят. И уже в подвале Гришу осеняет идея: «Вот если мы сейчас снова эту штуку притащим – вот это будет по-настоящему смешно». А слова у них с делами не расходились…