СССР глазами советологов - страница 7

Бреннан и Нина Клоуз, отец которых, Кевин, два года работал московским корреспондентом «Вашингтон пост», рассказали мне о своих впечатлениях от двух лет учебы в советской начальной школе. «Они совсем не творческие личности, — сказал мне Бреннан о своих бывших одноклассниках. — Совсем. У них, по-моему, мало творческого воображения». По его словам, на уроках изобразительного искусства хорошие отметки ставили за две веши — точность и аккуратность.

Не могу сказать, что происходит в этом отношении в домах, которые в любом обществе необычайно разнообразны в зависимости от интеллектуального уровня и социального поведения хозяев. С огромным удовольствием в СССР читают книги Корнея Чуковского и стихи Пушкина. Но я почти уверен, что родители следуют принципам, разработанным школьными учителями. В ответ на вопрос Деборы, как их дети играют, мы увидели непонимающее выражение лица двух родителей, а ведь спрашивали мы у довольно высокообразованных людей. Несколько раз родители говорили мне, что они специально не дают своим детям фантазировать, как будто фантазия — что-то нездоровое. Возможно, это следствие общей нелюбви к самоанализу. Погружения в подсознание в стиле Достоевского мало популярны в современном советском обществе, за исключением общего интереса к самим классикам, книги которых исчезают с прилавков, не успев на них появиться. В повседневной жизни совсем не прибегают к социологическому и психологическому анализу в воспитании детей, в отличие от традиционного западного интереса к личности. Общее внимание привлечено к внешним проявлениям личности, к ее деятельности, а не к внутренним мотивам, хотя внутри может кипеть котел чувств, которые никому не интересны до тех пор, пока они не начинают выплескиваться через край…

Не разбираясь в мыслительных процессах и не задаваясь целью обсудить проблему, в советских школах все учебные предметы излагают примерно так же, как и рисование в детском саду. Существуют ответы правильные и неправильные. На самых ранних стадиях развития советские дети учатся узнавать, где — какие… Вообще, в основе советской системы образования лежат уверенность и однозначность, и к окончанию школы многие русские подростки вырабатывают что-то вроде иммунитета к какому-то иному толкованию и неоднозначности.

Я имел возможность убедиться в этом на конкретном примере. Дело было в 10-м классе московской спецшколы. Я увидел — в первый и последний раз за четыре года ходьбы по школам, — как школьников просят думать самостоятельно. Четырнадцать юношей и девушек в комнате чувствовали себя в этой непривычной для них ситуации очень неловко. Их учительница, женщина средних лет, была из тех учителей, которых потом помнишь всю жизнь: веселая, требовательная, полная творческого задора и энергии.

Ее подопечные, дабы попрактиковаться в современном английском, читали роман Артура Хейли «Окончательный диагноз». Они учили язык со второго класса и говорили совершенно свободно. Учительница предложила им рассказать об их личном отношении к героям романа.

«Итак, что вы думаете о поведении доктора Пирсона в этой ситуации?» — спросила она. Школьники были поражены. Все замолчали. Они всматривались в глаза учительницы в поисках ответа на ее же вопрос. Она тоже молчала, только улыбалась. Учащиеся опустили глаза, начали перекладывать карандаши с места на место. Если бы учительница поставила вопрос так: «Почему он вам нравится?», или: «Почему он вам не нравится?» — был бы лес поднятых рук.

Наконец она подняла с места мальчика и предложила ему ответить. «Он мне не очень нравится, но его поведение мне понятно», — неуверенно начал он. Вслед за ним встала девочка. «Лично я совершенно не понимаю, почему…» — сказала она, и началось обсуждение. В классе выявились противоположные точки зрения на межличностные отношения, причем учительница не подвергала ни одну из них автократическому анализу на правильность. Ей это, к невероятному удивлению учеников, удалось, после чего она разделила класс на две группы и устроила маленький диспут. Одна половина класса должна была защищать доктора Пирсона, а другая — доктора Коулмана. Два эти персонажа не занимают сколько-нибудь видного места в истории английской литературы, но вполне могут возбудить работу мозга.