Сталинградский Гаврош - страница 9

— Хороший был человек, — горестно вздыхали старушки, — Царство ему небесное.

Переживали и мальчишки: дядя Ваня был для них своим человеком. Но время было такое, что не до слухов. Да и сам факт исчезновения участкового вскоре забылся: вокруг лилась кровь, в каждой семье горе — до того ли?..

Генка по-прежнему оставался в семье главным добытчиком. Он по-прежнему ходил на Волгу за водой и шастал по развалинам в поисках съестного. Воду добывал, а съестного приносил все меньше.

В районе маргаринового завода жил его давний приятель. Генка решил навестить приятеля и вместе полазить по холодным подвалам заводского здания еще нобелевской постройки. В подвалах могли быть молочные продукты, даже сливочное масло. Когда-то эти продукты там действительно хранились. Но это было когда-то, до войны, а теперь пусто. Приятеля Генка не нашел. Надо добираться домой, добираться, как говорится, несолоно хлебавши. Генка шел, осторожно озираясь и прислушиваясь. Впереди показались люди. Генка сразу понял, что это немцы. Шмыгнул на обочину тропы и спрятался за угол огромного железного короба, но так, чтоб видеть идущих. Впереди шел высокий офицер, а за ним два солдата с автоматами. Немцы вели пленного красноармейца. Шинель на нем распахнута. Голова красноармейца забинтована грязными бинтами. Сквозь бинты проступали пятна засохшей крови. Под правым глазом огромный лиловато-синий кровоподтек. Лицо красноармейца показалось очень знакомым. Приглядевшись, Генка наконец узнал красноармейца. Это был дядя Ваня Майбородин.

— Дядя Ваня! — крикнул Генка и выскочил из-за короба.

— Цурюк! — гаркнул офицер.

Еще со школы Генка помнил перевод этого немецкого слова. Дядя Ваня никак не отреагировал на Генкин порыв.

— Цурюк! — грозно повторил офицер.

Подбежал солдат и замахнулся прикладом. Генка отскочил и опять спрятался за короб. «Пропал дядя Ваня, — с горечью подумал он. — Схватили, сволочи». Не удержался и выглянул. За спиной дяди Вани болтался оторванный хлястик шинели. Было видно, с каким трудом он передвигал ноги. «Пропал дядя Ваня», — опять подумал Генка и едва не заплакал.

Еще тогда, после поездки в Паньшино, он сказал Витьке Крылову:

— Был бы живой дядя Ваня Майбородин, он бы из-под земли достал этого мерзавца. — Это про того самого дедка, который пострелял больных женщин.

— Дядя Ваня точно бы достал, — согласился Витька.

Он тоже хорошо знал участкового инспектора. Теперь же Генка все видел своими глазами: дядя Ваня в руках у немцев. Живым его они не выпустят…

…Прошло почти сорок лет. Давно отгремела война, а Сталинград в буквальном смысле слова возродился из пепла. Правда, теперь он назывался по-другому — Волгоград. А вот битва так и осталась Сталинградской. Под этим именем она вошла в мировую историю и в отечественную. Вошла на все времена. Геннадий Антонович Сиволобов отработал свой сталеварский стаж и вышел на пенсию. Как-то августовским ранним утром он вышел из квартиры и решил погулять. Не торопясь прогуливался по небольшой уютной площади возле ресторана «Аист». По этой же площади прогуливался немолодой седовласый мужчина. Несколько раз они прошли мимо друг друга.

— Седой! — услышал Геннадий Антонович и, вздрогнув, оглянулся. Таким прозвищем когда-то называл его дядя Ваня. Рыжеватые Генкины вихры за лето выгорали до белизны. Поэтому он и приклеил ему такую кличку. Геннадий Антонович ждал, а мужчина шел навстречу и улыбался.

— Не узнаешь, Седой? — сказал он, подойдя.

— Узнал, узнал, дядя Ваня!

— То-то.

Обнялись, расцеловались. Отстранясь от Геннадия Антоновича, дядя Ваня пристально оглядел его и сказал:

— Возмужал ты, Седой, возмужал. Давай-ка сделаем так: живу я неподалеку. Так вот, пройдем ко мне, почаевничаем, пропустим по чарке за встречу да и погутарим как следует.

Погутарить, как сказал дядя Ваня, этим людям было о чем. Было о чем вспомнить и рассказать друг другу. Дядя Ваня воевал на разных фронтах. Войну закончил на Эльбе. Вернувшись домой, продолжал служить в милиции. Дослужился до полковника и в скором времени собирался выйти на пенсию. Геннадий Антонович внимательно слушал, а самого так и подмывало спросить, как же он тогда выбрался из немецкого плена?