Сталинский террор в Сибири, 1928-1941 - страница 22
К июню 1931 года основной план ликвидации был завершен. 39788 крестьянских семейств, лишенных всяких источников существования отправились бороться за свою жизнь в дремучую тайгу и на стройки ГУЛАГа.
Большую часть этих жертв составили крестьяне-единоличники. Но вместе с тем ОГПУ дополнительно выловило 2422 кулаков в колхозах, 586 — в совхозах, 928 — на предприятиях и 226 — в госучреждениях>{80}.
Чем меньше крестьян оставалось в деревне, тем выше поднимался процент коллективизации. После майской ликвидации в Сибири колхозников стало на 10 % больше.
На совещании в Крайкоме Заковский говорил:
«…мы имеем теперь достаточно благоприятные политические показатели по основной части сибирской деревни после выселения 40 тысяч кулацких семей на север. Деревня теперь находится в более устойчивом политическом положении…»>{81}.
Для партии это был единственный утешительный результат ее политики в деревне. Но именно его она добивалась, не считаясь ни с какими жертвами. «Благоприятные политические показатели» открывали неограниченные возможности получать богатства сельского хозяйства, ничего за них не платя.
Сталинцы однако не считали свою задачу решенной в полном объеме. Главной трудностью для них оставалась половина неколхозных крестьян. Эти 50 % были постоянным источником внутреннего разложения деревни, признаком слабости партии и генетической неполноценности ее колхозной системы. Ни один ортодоксальный большевистский организатор не мог признать, что сосуществование единоличника и колхоза может быть полезным для партии в настоящий момент.
В июле 1931 года по инициативе Эйхе и Заковского Запсибкрайком обращается в Политбюро за разрешением провести «дополнительную операцию по выселению вновь выявленных кулацких хозяйств в количестве 10–15 тысяч человек»>{82}.
Когда вопрос казался уже решенным, и местные власти стали вышвыривать из деревни новые группы крестьянских семей, машина террора внезапно замедлила ход. Из Политбюро поступило распоряжение отклонить ходатайство о дополнительном выселении>{83}. Основания для такого решения и в самом деле были очень серьезные. В северных районах Сибири, куда свозились десятки тысяч крестьян, разыгралась тяжелейшая трагедия. После массовой переброски сюда весной-летом 1931 года семей высланных сибирских жителей и 20-ти тысяч крестьян Украины население здесь более чем удвоилось. Воцарился полнейший хаос. Довольно быстро выяснилось, что огромное количество людей расселить на голом пространстве практически невозможно, как невозможно поддерживать их существование и найти им хоть какое-то полезное занятие. Организационная неразбериха и отсутствие элементарной подготовки вызвали повальное бегство ссыльных и массовую гибель людей. Политика изоляции кулаков и их «трудового перевоспитания» превратилась таким образом в чудовищное кровавое преступление, лишенное всякого смысла и цели.
С другой стороны, ситуация поставила массу проблем для самих властей: возникла серьезная угроза беспорядков, восстаний, эпидемий и разгула преступности.
При таких обстоятельствах кремлевская верхушка вынуждена была принять решение о прекращении массовых депортаций крестьян. Секретная инструкция ЦК, утвержденная в августе 1931 года, позволяла производить дальнейшее выселение «в индивидуальном порядке небольшими группами семейств» при условии «точного определения возможности хозустройства их по месту выселения»>{84}.
Уменьшив планы депортаций, партия между тем не намерена была отступать. Она уже захватила крестьян в железные клещи и продолжала методично наносить глухие обескровливающие удары. Хлебозаготовки, подкрепляемые сезонными арестами и ссылкой, принудительное обобществление скота, насильственные меры по засеву полей единоличников, опустошающие налоги, «страховки», «культсборы» и другие повинности изматывали остатки воли и сил крестьян. Деревня стонала от невиданного гнета и голода, но все еще сопротивлялась колхозному жизнеустройству, которое ей пытались навязать большевистские фанатики.
Особенно жестокий характер имела кампания хлебозаготовок и конфискации скота осенью-зимой 1931 года. Контроль властей уже стирался повсеместно, поэтому шансы избежать поборов и насилия сводились почти к нулю. Понятие «излишков» больше не употреблялось. Его заменили категории «государственные обязательства» и «твердые задания».