Становление бытия - страница 4

С падением человек погрузился в мир сущего. Ему недоступно постижение чистого Бытия. И он усваивает в сознании свою причастность бытию сквозь восприятие бытия как сущего. Но отрицание есть более глубокая актуальность мышления, поскольку отрицание парадигматически связано с владеющим познанием – Отрицающим. И в акте отрицания человек делает первый шаг на пути ревизии фактуры (субстанции) мысли с перспективой опознания её как следствия падения и утраты подлинной причастности Бытию. Он отрицает всякое представление Сверхсущего в сущих. А следующий шаг – за пределами действия смысловых интенций (включающих и апофатику), корни которых – в мире сущих.

Азазил не разрешает парадоксов в Новом Логосе. Он есть персонификация противоречий парадоксов. Он есть парадигма всякой противоречивости как кульминации запроса в осуществлении полноты гармонии в «этом» мире. Он есть инверсия и тотальное отрицание в «этом» и одновременно он – не видящий перспектив разрешения парадоксов в выходе в открытость Нового Логоса. И потому он – носитель женского начала в его предельности. Он и носитель мужского начала. Но это в самом отрицании действия «этого» Логоса. Он андрогин.

Но он – «обезьяна андрогина». В андрогине противоречие между мужчиной и женщиной снято в Новом Логосе. И андрогин совмещает их взаимоотрицаемость в гармонии единства в действии превышающего Логоса. Как Адам и Ева до падения. А Азазил находится в непрерывном противоречии между двумя своими природами. Это перманентно «распадающееся» и вновь существующееесть как таковое андрогинное подобие.

Эйн-Соф вмещает в себя абсолютную простоту Единого и презентацию в десяти Сфирот. И его можно представить точкой. Ведь точка символически может вмещать в себя две позиции. Это и минимум присутствия. Актуализированное Ничто. И, соответственно принципу двойственности, – полнота актуализированного ВСЕГО. Они совсем рядом. И не следует искушаться мыслью, что его «творчество» выражается в творении множественности сущих потому, что Эйн-Соф сам чреват множественностью в себе. Ведь абсолютность простоты и актуальная бесконечность открывается только в Нём Самом как в запредельном Логосе. Только в некотором прикосновении к такому логосу возможно умопостигать человеку отчасти вслед интуиции эти неизречённую простоту лишённости и актуальную бесконечность. Но большей частью себя человек остаётся в области действия того Логоса, в котором полагается знание об Эйн-Соф в иллюзорной реальности множественных сущих его атрибутов. В высшем же Логосе из области сущих нижнего мира не остаётся модуса различения, который онтологически оправданно мог бы свидетельствовать об Эйн-Соф в какой-либо адекватности смысловому уровню.

Там, где есть Эйн-Соф в постижении его превыше различения в единственности и множественности, нет несвободы в реализации этого постижения в превышающем Логосе. А там, где несвободная мысль осознаёт Сверхсущее в присущности множественности, такой ограниченный Логос обращён только на имитацию Сверхсущего, но не свидетельствует о Нём Самом.

Cogito ergo sum. Вот один из основополагающих тезисов европейского рационализма. Он подкупает своим безусловным свидетельством истинности. В нём опознаётся в гениальной простоте и прозрачности формулировки не подлежащий сомнению факт. Но в какой-то момент может возникать подозрение, что в самой структуре этого утверждения содержится некоторая вольность в постижении смысла входящих в него понятий. Дело в том, что при всей очевидной естественности такого утверждения сами эти понятия нуждаются в более пристальном рассмотрении.

Начнём с того, что постулируется как не требующая комментариев отсылка к субъекту, о котором утверждается, что он существует (есть). Мы положим в основание возможности мыслить факт существования сознания. Но что такое сознание и в чём состоит свойство субъекта быть соотносимым с сознанием, если гипостазировать его в наличии? Все три рассматриваемые нами далее понятия (субъектность, сознание и бытие) по видимости находятся в априорной независимости своего существования и предполагаемого содержания. Но в них есть одно общее. Они не подлежат процедуре приписывания им каких-либо качеств, поскольку первичнее любых таковых. И неизбежна проблема установления соотнесения этих априори независимых понятий. Но таковое невозможно вне рассмотрения их в контексте смысловой привязанности к вторичным и вспомогательным понятиям. Таким образом, мы оказываемся перед необходимостью пожертвовать тем смысловым слоем этих первичных понятий, который и составляет их идентичность. Но у нас есть и ещё один способ разрешения указанной проблемы. Мы можем позволить себе предположить, что все три понятия, не имея в силу своей примордиальности выхода в актуальность соотнесения между собою в контексте использования сниженного уровня понятийности, не соответствуют предположению о совершенной независимости. Но отсутствие их полагания в какую-либо чтойность выводит факт возможного их рассмотрения за пределы их утверждения в области каких-либо дефиниций в таком «неполагании».