Старорусская вышивальщица (СИ) - страница 11

стр.

— Просто восторгаться! — припечатала Марфа.

— Почем ваш козел?

— 17 рублев!

— Да вы в своем уме! На всем тракте постой не больше 3х стоит!

— Так то без козла, а у нас — с козлом!

— А можно и нам без козла?

— Нельзя!

— За 17 не возьму! Макар, поехали дальше!

— Хм-хм! — снова донеслось с потолка.

— Погодите! — попросила Марфа и метнулась к лестнице.

— Ладно! — она тут же вернулась, — Барыня разрешает за 10 взять, только с тем условием, чтобы вы непременно нахваливали козла и были счастливы.

И шепотом прибавила, пригнувшись к Феклиному уху:

— Хоть за полтора рубля заберите вы от нас этого ирода! Она там еще дюжину козлов нашила, вешать некуда, вы дайте полтора рубля, а я ей скажу, что десять. Все равно проверять не будет. И хвалите, я вас заклинаю, хвалите!

— По рукам! — громко сказала Фекла, — Козел — загляденье! В жизни не видела козлов краше этого! Да что там! Я и кавалеров красивее этого козла не видела!

— Хм-хм! — снова раздалось с потолка.

Марфа даже подниматься не стала:

— Громче хвалите, ей там плохо слышно!

— Такой козел прекрасный, что вот прям хоть щас бы за него под венец пошла! — орала Фекла.

— И спляшите еще, пожалуйста, от счастья. Мы вам за это “щи инклюзив” сделаем.

— Вставай, Макар, будем с тобой гопака плясать от счастья! Надо постараться ради девок, совсем их тут заели.

Они встали и начали плясать. Макар — гопак, Фекла — кадриль. Минут через пять смекнули, что на потолке их усердия все равно не видно. Потому умерили пыл, сняли козла в багете со стены и лупили им по дощатому полу в такт танцу. Получалось задорно и в стиле арт-нуво.

Макар даже частушку затянул:

— Пойду вышивать прогон самопальный!

Схему продал мне дизайнер окаянный!

Фекла подхватила:

— Широко простыня в поле расстилалася!

Начинала хаед шить, но не признавалася! Уиии!

Девки были счастливы. На потолке признательно захрюкали.


Тут распахнулась входная дверь, красная от негодования ввалилась с улицы третья девка:

— Бабоньки! Срам какой! Там Лидка с пастухом на овчарне! Среди бела дня! У всех на виду! Как скоты какие! Схемами меняются!!!

— Схемами??? — ахнули Марфа с Люськой.

— Схемами! Вот так выставили их, прямо без обложки! И меняются!

— Уууууууу! — и все трое кинулись на лестницу барыне докладывать.


Изба опустела. Макар снял армяк и пристраивал его сушить к печи. Мальчик протирал тарелки и расставлял их по столу.

Фекла, которую обладание козлом сделало экспертом в области оформления, вгляделась в вышивки.

Тут было вышито идолище Перуна-Громовержца, искусно украшенное по бокам рюшами и сапожной подметкой. Далее — сельский пейзаж, вставленный в перекрещенные и связанные бечевой оглобли. За ними — котенок, размером вершок на вершок, зато в саженной раме со стослойным резным паспарту. А после котенка — букет ромашек в вазе. По паспарту этой работы плясали черти.

— Мальчик, мальчик, поди сюда. А что это за оформление такое интересное?

— Ааааа, это… Это кузнец Вакула мастерит.

— Да зачем же он эдак мастерит?

— А потому что так модно…

— Кто ж сказал, что этак модно?

— Как же не модно?!! Да за каждую раму по три рубля золотом плачено!

— И что ж с того?

— Тетенька, вы в своем уме? Три рубля золотом!!!

— Иии?..

— Ничего вы, тетенька, я смотрю, не понимаете…

— Мальчик, тут работа любопытная: цветы, а по кругу черти. Это зачем?

— А, ну это известная история! Кузнец Вакула — человек богобоязненный. Он нашу церковь расписывал. Вот и сцену страшного суда, где святой Петр чертей давит, тоже он писал. Да когда он первую доску принес попам показывать, те забраковали, говорят, мол, черти-то больно придурковатые вышли, таких чертей бить — всякий может, никакой заслуги в том нету! И тогда он наново пострашнее чертей написал, а вот эта доска осталася у него. О ту пору наша барыня как раз эти ромашки вышивать закончила. Оченно они ей прискучили. Послала их Вакуле, он тут, через дорогу живет, вон его окна, послала оформлять и приказала, чтоб он их повеселее сделал. Ну Вакула думал, думал, да вот святого Петра из середины вынул, а чертей по краям оставил и ромашки впихнул. И говорит, что веселее этого уж более ничего придумать невозможно. Барыня, было, возразить хотела, но не нашлась, что ответить. Да и потом, разве ж не весело? Присмотритесь! Кузнец Вакула — такой мастак! Он каждому черту под хвостом ромашку прималевал. Я как увидел — оченно смеялся, аж кишки надорвал. А барыня чой-то не смеялась. Ну да она у нас странная. И добрая! — прибавил он погромче.