Старорусская вышивальщица (СИ) - страница 12

стр.


Больше тем днем ничего интересного не случилось. Бесстыдницу Лидку с пастухом за их провинность отправили на дальний хутор пороть барынины долгострои да нитки из американских димов по плашкам развешивать. Девки вели себя как нормальные, только изредка громко начинали расхваливать работы и предлагали Фекле Иововне купить еще какую-нибудь, чтоб козел не скучал, для единого стилистического ансамбля, но без энтузиазма.


Утром, прощаясь, Фекла спросила их:

— Что ж вы от нее не уйдете? В другом бы месте где вышивать научились…

— Да разве ж так можно?

— Да почему ж нельзя?

Мысль внезапная и простая вытянула лица дворовых девок, они хотели что-то еще сказать, да Макар уже крикнул:

— Но, залетные! Поспешай!

Лошади стали выруливать на дорогу.

— Поберегись! — заорали слева. И огромный молодец с бородой черной как смоль, пронесся мимо них в сторону Великого Новгорода.

Часть VI

Время шло, дорога скользила под полозьями, Фекла Иововна и Макар съехали с Петербургского тракта в сторону Великого Новгорода. Они устали спешить и ехали как ехалось. Ради себя, ради самой дороги, ради безвременья, растянутого на сотни верст. И молчание, необходимое для того, чтобы слышать себя, покоилось в их душах.


Ветер донес колокольный звон. Сначала одинокий тяжелый колокол, как набат, раскатился по безмолвию лесного пути. А за ним подтянулись, поспешили, зазвенели наперебой веселые церковные колокола. Лес расступился внезапно, и как в сказочное царство въехали они в Великий Новгород.


— Лисичка! Расхватываем лисичек! Только с мануфактуры! Свежатина!

Фекла услышала, подскочила, кинулась из кибитки не дожидаясь, пока Макар остановит лошадей. Подбежала к лотошнику:

— Где?

— Да вот, барышня, новинка! “Массаж простатки”! Только вышла! Еще тепленькая! — и парень протянул Фекле упакованный набор.

На обложке была лисичка.

— Не она! — и сердце Феклы ушло в пятки.

— Да с чего вы взяли?

— Та была счастливой, а эту в чане с мужичьими портками постирали, что это у нее цвета так вылиняли?..

— Вы, барышня, в своем уме? Какое счастье? Вот лисичка, вот — “Массаж простатки”.

С другой стороны площади закричали:

— Лисичка! Кому лисичек?!

Фекла кинулась туда, но и там была другая лисичка.

И с полнейшим ужасом Фекла поняла, что не помнит, как выглядела “её” лисичка, виденная один раз и недолго, а помнит только вкус счастья, который та оставляла в душе. И что здесь и сейчас в этом море чужих безразличных лисичек ей никогда не найти свою. Не потому, что ее нет, а потому, что их слишком много, и все — не те.


В начале улицы показалась здоровенная баба с кумачовом сарафане не по погоде и с бородой. Все взгляды устремились на нее. Баба, нисколько не смущаясь, подошла к лотошнику, поглядела с полминуты на его свежатину, буркнула басом:

— Ну-ну, этого следовало ожидать.

И скрылась в боковом переулке, занятая своими мыслями. Народ потихоньку стал выходить из оцепенения.

— Барышня! — обратился парень к Фекле Иововне, — Вы мне всех лисичек перещупали! Брать будете?!

— Да и не думала я щупать!

— Нет, думали! С вас рупь!

— Ах отстаньте!

— Не остану! Рупь давайте! И вот вам лиса.

— Не нужна мне ваша лиса!

— Ну теперь-то она ваша.

И лишь бы только отвязаться Фекла протянула рубль, не глядя взяла лису, чужую и ненужную, обреченную на вечную опалу как нелюбимая жена.

— На, Макар, Улиане Буркиной гостинец отвезешь. Она веселая, ей это уныние по плечу.

— Покорнейше благодарю, — ответствовал Макар, — Куда прикажете править?

— Не знаю. Вот теперь — не знаю, — потерянно проронила Фекла.

Искать лисичку было бесполезно. В городе, забитом лисичками под завязку, любые поиски были бессмысленны.


***

Инна Никитич был смелый дворянин. Из служилых. Успел он понюхать пороху и в борьбе против Хаеда, а в Великой битве добреньких даже получил эстетическую контузию. С тех пор таскал за обшлагом мундира фотокарточку не вполне живой русалки и всем показывал ее — причину своей глубочайшей травмы, говорил: “Вот на столько мимо сердца прошла, потому и жив”. Но время шло, он оправился, живой склад ума не потерял и был холоден, как мороженная мойва, и красноречив, как миссионер перед зулусами. За то его и приметила сама московская губернаторша Аксинья. И хотя происхождения он был не самого высокого, Аксинья ввела его в круг ближайших советников. И даже поручала иногда задания особой вышивальной важности.