Старослободские повести - страница 7

стр.

«Вот, значит, в одном царстве, в одном государстве, — начинал отец, — жил-был царь, и был у него сын Иван-царевич...» — И отец долго и охотно рассказывал, как любил царь своего сына, как не жалел он для него ничего...

Любил отец свою Варьку-Варюху, а сам, кажется, всю жизнь тосковал, что нет у него сына: первый-то у них мальчик был, да умер что-то месяцев трех. Бывало, особенно когда выпьет, нет-нет да и скажет: «Эх, мать, подкачала ты!.. Хороша дочь — да в люди пойдет, а сын — он всегда домашний гость!» И любил возиться с соседскими мальчишками: то свистков им из жести наделает, то цурку или чурукан для игры выстругает, то луков и стрел намастерит. Те и рады: все бегут с чем-нибудь к дяде Петру. И, наверное, потому, что хотелось ему сына, чаще всего рассказывал он сказки про Иван-царевичей...

Больше всего, помнится, ей нравилось слушать, когда отец рассказывал про Ивана-царевича и Марью-Моревну. Там тоже сначала царь любил своего сына и не жалел для него ничего. А потом сказка уводила Варю на дно окиян-моря, к морскому царю, у которого не было ни одного сына, но зато было двенадцать дочерей и среди них самая прекрасная — Марья-Моревна, морская царевна. А дальше: как встретились Иван-царевич и Марья-Моревна, как привез ее царевич к себе домой — а старый дурак царь сам задумал жениться на ней и приказал слугам отрубить голову любимому сыну, но мудрая Марья-Моревна оживила Ивана-царевича живой водой. Страшновато было слушать иные сказки отца: не то, чтоб ей самой страшно становилось тут, в своей хате, рядом с отцом, а страшилась за тех добрых людей из сказок, когда тайно затевалось что-нибудь против них. Но зато все сказки кончались хорошо: добрые люди все равно всегда побеждали злых; и она, Варя, дослушав сказку, иной раз и засыпала тут же рядом с отцом... засыпала тем легким сном, когда, если тебе хорошо, то, значит, и всем людям на всей земле хорошо...

...Счастливые дети, думала, вспоминая себя маленькую, Варвара. Ничего-то они еще не знают, ко всему доверчивые. Хорошо самому — и уже все тебе хорошо. Скажет, бывало, мать: «Из добра, дочка, вырастает добро, а из зла — зло. Так что, если человек с доброй душой живет, то и к нему всегда все добрые», — и все для нее было понятно и просто: она, Варя, будет всегда доброй, а значит, и к ней тоже всегда все добрыми будут...

«Твоими устами, царство тебе небесное, да мед бы пить», — много раз в жизни повторяла про себя Варвара, когда вспоминала такие вот речи матери, сама при этом точно не зная, то ли осуждает она за это покойную, то ли просто жалеет, что не всегда, — ой как не всегда, мать! — получается оно так в жизни...

Только нет: никогда у нее не повернулся бы язык, чтобы осудить мать, что приучала она ее, Варю, с самого детства принимать жизнь так же просто и доверчиво, как принимала сама.

С детства знавшая, что такое нужда, Прасковья потом всегда была довольна жизнью: угол есть, хлеб соль есть, одеты и обуты, сами здоровы — что еще человеку надо? И не любила мать людей хитрых, завистливых или жадных — не любила и не привечала. А сама: спросят люди, сколько, мол, они с отцом мер ржи или там проса намолотили, — всегда столько назовет, сколько есть. Эта извечная крестьянская хитрость у многих есть: скрыть, сколько намолотили, сколько сена в сарае, сколько картошки или бурака накопали... А мать никогда не понимала этого: зачем, мол, скрывать, не чужое ведь, свое.

Не помнила Варвара, чтобы не подала мать кусок хлеба нищему или не одолжила кому, пусть даже из последнего. «Бедного человека не корысть — нужда посылает просить», — говорила она, принимала беду другого человека, как свою, и старалась помочь.

 

Прасковья не раз говорила уже взрослой Варваре, что хотела еще иметь детей. Ездила она и с отцом и одна в город к какому-то там врачу, он ее лечил — да не помогло. Потом по совету одной бабки-знахарки пробовала она лечиться травами. Много их перепробовала Прасковья, но и они не помогли.

А травы с тех пор собирать пристрастилась. Всегда у них стены в чулане были увешаны разными пучками да узелками.