Стефан в гостях у ведьмы - страница 10

— Ты чего, обиделась, что ли? — недоуменно уставился на нее Стефан.

— Ну да, чего мне обижаться-то? — развернулась к нему красотка, окидывая любовника ледяным взглядом. — Мне просто предлагают похоронить себя заживо в диких лесах, загубить там остатки молодости, я радоваться должна, а я, дура, обижаться посмела.

— Не такой уж там и дикий край, — убитым голосом промямлил Стефан, — и города у них есть и замки каменные, и…

— Упроси короля оставить тебя здесь, — поджала Каролина губки, — что у него ясновельможных панов мало, чтобы к яворам отправить и родного сына не губить?

— Каролина, я не могу. Я должен ехать, — просительно заговорил Стефан, — и тебе предлагаю ехать со мной на правах жены. Поверь, я сумею тебя защитить.

— Себя защити, — окатила она его презрительным взглядом, который был хуже пощечины.

Острый стыд схватил неудачника за щеки, заставляя краснеть.

— Венчаться со мной не поедешь? — Стефан поднялся и тоже стал одеваться.

— Нет, пока ты не выпросишь у отца остаться здесь, или хотя бы в Ладии. Я даже Пшоничи и Калинки смогу пережить, но к яворам не поеду, заживо себя хоронить не дам.

Красотка завернулась в ажурную шаль и горделиво вздернула носик, показывая свою независимость и твердость.

— Каролина, а ты меня любишь? — с горечью проговорил Стефан.

— Любовь заслужить нужно, — холодно проронила она.

— А я, значит, не заслужил?

Любовница молчала.

Стефан, подхватив валявшуюся на полу саблю, выбежал прочь.

Пьяный до чертиков, в окружении таких же дружков-выпивох, Стефан, сильно шатаясь, добрался до королевского дворца. Помахав собутыльникам на прощанье, королевич попытался забраться по ступеням вверх, но преграда оказалась неприступной. Голова кружилась, ноги предательски подгибались, и Стефан съезжал вниз, ударяясь локтями о каменные ступени. Грязно ругаясь, он снова и снова кидался на штурм, пока не почувствовал, что что-то оторвало его от земли. В проблесках сознания Стефан понял, что это Михась, перекинув бесчувственное тело через плечо, тащит его в опочивальню.

Кровать приняла хозяина мягкими прохладными простынями. Стефан, промычав что-то невнятное, сбросил на пол пару подушек, а потом громко продекламировал:

— Птички с юга прилетают,

С похмела тянет в кабак.

Нет любви на белом свете,

Бабы стервы, я дурак!

— Ну, хоть раз путевые стишки написал, — похвалил голос Юраськи. — А собака сама издохла, никто не травил, — пробасил брат на ухо, — а тебя и травить не надо, сам упиваешься. Сапоги с этого дурня стащи, — приказал он кому-то.

— Я дурак, я точно дурак, — пробормотал Стефан, проваливаясь в сон.

— Стешенька, голубчик, живой, — мать ворковала, слегка встряхивая Стефана, отчего в голову вонзались десятки острых ножей. Похмелье — штука неотвратимая и жестокая.

— Матушка, ну что вы? Это же недоразумение, все разрешилось, — пробормотал Стефан, пытаясь высвободится из цепких женских рук.

— Этот аптекарь — просто олух, и ничего не соображает. Ты в опасности, настоящей опасности, — Паулина тревожно начала оглядываться, словно за бархатным балдахином скрывался незримый враг. — Со мной приехал пан Ковальский, — понизив голос, произнесла она с легким волнением.

— Передай старикану от меня привет, — Стефан не удержался и потер виски.

— Сам передашь, ты должен с ним встретиться, — уже жестким, нетерпящим возражений тоном заявила мать, — и хватит пить, такая вонь, что мух в полете можно сбивать, — королева брезгливо помахала ладонью перед носом.

— Ну, встретиться так встретиться, — легко согласился сын.

— Так иди, он тебя ждет в янтарных покоях.

— Уже идти? Матушка, дозвольте, я сначала… — Стефан замялся.

— Опохмелишься? — недобро сузила мать глаза.

— Да нет, побреюсь и…

— Не к красной девице идешь, пан Яромир переживет твою помятую морду. Немедленно! — и для наглядности мать притопнула ногой.

Стефан вздохнул, но подчинился. Чувствуя, что вчера опрохвостился, сегодня он решил быть примерным сыном.

Выпроводив Стефана, Паулина тенью начала бродить по дворцовым переходам, сидеть на месте не позволяло волнение. Она сделала все, что смогла, теперь дело за красноречием старого лиса, сумеет ли пан Ковальский убедить королевича? «А если сын заартачится, встанет в позу? Он может, хоть и внешне не похож, а норов-то отца». Своего природного упрямства королева предпочитала не замечать. «Ну, должен же он понимать, что эта ноша для него непосильна, что я переживаю?!» Паулина бродила — бродила, и ноги сами принесли ее к янтарным покоям, отведенным во дворце для особо уважаемых гостей. Воровато оглянувшись, королева приложила ухо. Нет, ничего не слышно. «Что-то они долго?» Еще один кружок.