Стихи 1984 – 2016 - страница 12

предчувствуя долю свою, говорил:

- Вон тама звезда - ее имя Геенна,

там десятипалый живет крокодил.

Уже не живет - съеден палочкой Коха,

Петрович ушел так, что грохнула дверь.

С одной стороны оно даже неплохо,

да необитаемо небо теперь.

2004

лежать в объятиях страны

пока червивый телевизор

сквозь нас продергивает сны

кривой иглой сшивая в склизкий

горячий ком в едину тварь

на тысячах прозрачных ножек

пока шипит белесый царь

седеющее слово божье

2004

Корыстным журавлям, построившись свиньёю,

высматривать с высот засахаренный юг

с лягушками в меду (сновидящим каюк),

идущий с песнями над ласковой землёю.

Пускай летят. Пускай в окошке спальни

синички мельтешат, как жёлтые нули

при абстиненции. Ни неба, ни земли,

и очень холодно. В казённой готовальне

спит пьяный землемер. Перелинявшим солнцем

его разбудит март и выпустит в поля -

пусть меряет жнивьё и стукнет журавлям

с растаявших болот: хоть что-то, да найдется.

2004

Сцепи ладони - слышишь, как внутри,

в багровой тьме, где умирает воздух,

летают птицы, дышат паровозы,

и возникает некто или три,

и выворачивает это дело нафиг:

нет воздуха и ты вдыхаешь кровь,

а также плоть, и эту, блин, любовь -

и Бог, как ленин, смотрит с фотографий.

2004

видишь ангелы летят

у них лица нестерпимы

сабли чОрные свистят

ох и страшно хоть и мимо

сладь мне боженя доспех

из нетраченного слова

что ж ты сделал если всех

ищет зверь без зверолова

2004

вдруг царство Е идет на царство И

за полматерика и кружево обиды

минет агрессору потом они ушли

облагородившись

иметь другие виды

вдруг кто с репризой в этот энтерпрайз

приехал к ним на невелосипеде

наверно зря наверно в самый раз

или в другой

потом была победа

не парадиз

героев съели мухи

друзья любовницы

такие номера

потом Ван Гог себе отрезал ухо

и зеркалу сказал как брату

то-то брат

2004

Когда я в оркестре служил трубачом,

я звался СанСаныч, был сильный и страстный.

А нынче зовусь я Петром Кузьмичом.

Я старый, больной человек. И несчастный.

2004

Накрывайся простынью с головой

и смотри сквозь дырочку в простыне:

свет потухнет залитой головнёй,

ночь сожрёт тебя как чемодан, на дне

у которого в наслоениях фото и

старых писем ищешь неявный пункт

превращенья в кого-то, кто вряд ли ты,

через дырочку глядящего в темноту.

2004

Будь бдителен - не приходи в себя.

Там будут ждать, и вряд ли для благого,

без нетерпения - такого ведь сякого,

но помнят серию и номер теребят,

хотя довольно имени - проклятьем

танцует, как медведь, на языке,

и щурится, и нюхает в руке

зажатый воздух, лезет под полати

и ждёт-пождёт. Не приходи в себя,

чтоб не увидеть, как при появленьи

определен, и входишь в уравненье,

а может несколько, и сделалась судьба.

2004

Пригрело солнышко. Загорается розовым кожа.

Мужчины, зеленоватые, радуются вешней поре,

и женщины, похожие на свалявшихся кошек,

зевая, вытягиваются из-под батарей.

2004

Вот Мирихлюдов, вот небытиё.

Француз-шатун, конечно безымянный,

сожрал его в пятнадцатом. "Ох, ё!" -

сказало небо. Сделалася яма

на месте человека, а потом

она исчезла. Он, как всякий, верил

в свое различие с наставшей пустотой,

но ею же и был.

Сквозняк, качнувший двери.

2004

Хочешь общее место? - вот: подражать Христу

хорошо в Полинезии - туземному населенью

раздавать плоть в вечерю, в шуршащую пустоту

лить бубнящую кровь - для дальнейшего появленья

в местном сне - бледный, огненный, дескать "тебя зову",

чтобы взвыли-запели, ощущая сведенный анус, -

ну а где еще можно так выменять плоть на звук -

хотя нет, не поеду уже, далеко. Не стану,

сам прокусывай тяжелое черное вымя тьмы,

сам глотай ихор пополам с молоком и болью,

превращаясь в иное, дрожа в абсолютном "мы"

растворяясь во рту незнаковой, печальной солью.

2004

Ртуть растревоженных ос

нам. Попугайчикам просо.

Тихо качается мозг,

розово-серая роза.

Лошадь ли цветик сожрет,

ангел по службе засушит?

Дева ту розу сорвет

выйти к безвидным подружкам.

Вспомню, как в давний заплыв

мне мезозойская белка,

гулкую бошку скрутив,

грызла - и песенку пела.