Стихи 1984 – 2016 - страница 39

стр.

Монета воде, чтобы вспомнила, а огню — то, что может взять

и отнести это небу, солью горячей на кожу синюю.


2007


внутри кита


как иона, запомнивший перистый, голубой зевок

этой бледно-чухонской, чахоточной, летней дали,

зазимуешь в сумерках, размокающих и усталых,

что все дальше в воды, где зыбко и глубоко.


где переболевши речью - ни говорить,

ни понимать не хочешь, ни перетекать из мозга

стеклянистой слюной в пространство, в котором просто

пытаешься не раствориться, покуда еще внутри.


ну какая здесь весть, если слышится только гул

одуревшей крови, безъязыкое пенье древней

земноводной коры, для которой любое время -

наступившее, болезненно твердеющее в мозгу.


2007


сжимая тапок


золоченая муха, лакированный самурай.

ни любови, ни жалости, ни надежды.

живешь, потому что так вышло. умираешь, когда пора.

например сейчас, на стекле с синевой безбрежной.


ни победы, ни поражения - твои пра-пра

и так далее внуки еще переставят фишки.

золоченая муха, лакированный самурай

с драгоценной маской, в доспехе вышитом.


2007


контур


Хватайся за, роняй в метель тетрадей:

осенней пустотой доедены ландо,

утопли катера, остепенились ляди,

затерлась музыка. Эфебищное бздо


наследует не жызнь, а, скажем, некий фокус:

гляди, как накрывает с головой

сверкающая ткань, и, подождав немного,

вдруг падает - под нею никого.


Поставьте нас к стене и обведите светом,

першащим мелом сна, дымящейся травой:

свинцовой нитью лепета, продетой

там, за глазами, где всегда покой.


2007


песочница


Материк синих туч в голове, ойкумена моя, мой полис,

я же помню тебя хуторком, домишком, безлюдой чащей,

когда думки наши, волчата в кустах, зайчики в праздном поле

еще не сожрали друг дружку, кусались не по-настоящему.


Я же помню лужей то дикое ясно море, в котором мы

не утонем - утонули уже, обжились, обросли лучами,

бахромой, плавниками; а я тебя помню дорожкою от луны,

ябедою из песочницы, где-то там, в провинции беспечальной,


где то песок в глазах, то весна, то сепия позапрошлого,

по улицам вот-вот двинуться алиены, роботы, космонавты,

освобожденные негры, воссозданные рамзесы с кошками,

и, случайно попавшие в кадр, я и ты в незапамятном платье.


2007


родина темная ночь


С неба камни, рыбы, вода, золотая пыль,

отсеченные пальцы и головы - там воюют;

электрический ветер, сны для совсем слепых,

и немного света - видишь, слеплена наживую


эта земля из свиста, нечеловечьих снов,

из уходящей жизни, трепета и тумана,

из пережженной плоти, из полупонятных слов

родины-ночи, просвечивающей с изнанки.


Ну так стой себе твердо на непонятно чём -

то земля нас проглотит, то выплюнет море сине,

то голова безродная закатится на плечо

и прирастает - я пробовал - очень сильно.


2007


радуга


заболевшего дяденьку режут на части врачи,

ничего не находят, помимо опаски и жизни,

что, как битая тара, хрустит и ломает лучи

на зеленый и желтый, и тут же на синий и рыжий.


приходящий к нам с правдой рискует не вспомнить кем был,

запевающий песню закончить ее "...во саду ли,

в огороде ли сильный сей гад малых сих соблазнил

и плесать и молиццо ему со всей дури."


сцуко, это любофь - только стань как стекло, белый свет

превращается в радужных змей и укусы печали,

да все глубже вгрызается врач, и сияют в листве

все ответы, как в самом начале.


2007


звездочка шеол


Здесь по левую сторону - правая, а позади та же муть,

что уставилась в очи, а может пустое лицо на затылке

смотрит в несовершенное прошлое, что еще может свернуть,

обежать по короткой дорожке да выскочить - хищною былью,


болью, битым бутылочным горлом, зубастой собакой больной -

оттого все перфектней грядущее, все совершенней, былинней,

оттого старички все хрипят да пугают детишек войной -

тихо тлеющим солнцем шеола под нами, болтливою глиной.


2007


белая тень


На каком языке, хрящами и связками каких фонем,

шестернями, горячим маслом многорычажных грамот,

многорылой рукой теневого танцора, лающей на стене -

на каком языке ты поймешь нас - выкрикнутых и прямо


если не в ухо твое, или что там, так стало быть в темноту,

в каменный уголь, темную шерсть, шеол за картонной стенкой...

Если мы вообще способны на речь, как сам ты - на немоту,

на любых языках земных рычащую белой тенью.