Стихи 1984 – 2016 - страница 40

стр.


2007


сова


семидырое небо, совиный огонь, папирус

где написано: жив, серия, номер, действителен до.

целлулоидная, плавящаяся, в царапинах и задирах,

хаотичная хроника прерывается яркою пустотой.


зря нам с тобой отрывали головы, складывали на память

в свою тьму сверчковую, в девять слоистых бездн,

тоже вспыхивающих белым, сгорающих вместе с нами,

пока птица летит сквозь камень, воздух и крыльев без.


2007


кроулег


Ночью в городе тише, и режут нежней, задушевней -

ничего, браза, личного, жизнь довела, а могли бы

побазарить за жизнь, что все тяготы мля, да лишенья,

да отсутствие денег и децтва щасливова типа.


Ночью в городе глуше, но только намного быстрее

звуки, черные думки, теченье реки под мостами.

Ярко-розовый кролик с усиленною батареей

правит черной ладьей, что уже никуда не пристанет.


И под синим стеклом по кисельной реке амнезийной,

по морям из расплавленных руд глубоко под землею

где сплошной горизонт самоцветный, с ужасною силой

кролик гонит ладью в никогда, никуда золотое.


2007


по колено в легенде


Милая, помнишь? - тот фильм про серебряный, зимний лес,

с людями, режущими друг дружку на фоне хрустальных видов,

под прекрасную музыку, с ангелами, спрыгивающими с небес

в сапогах из младенческой кожи, в одеяньях из перьев бритвенных.


И когда ветер уже поднялся, и жизни осталось на один укус,

а красота взяла нас в кулак и стала медленно стискивать,

главный герой всех предал какому-то неведомому врагу,

уронил дрючок и ушел в темноту, в бессмысленное


помещенье с рядами кресел, где с высокой пустой стены

вертят конусы света четыре огня совиных, а мы с тобою

идем по проходу, и дальше, и смотрим с той стороны

на квадратную тьму, стрекочущую, спокойную.


2007


выход в кадат


какой-нибудь царьград, где караван бредет

почти полмесяца предместьями; где житель

выходит на базар спросить, который год,

и что за государь на новой меди выбит.


уронишь уголек - пройдет сезон, другой -

ну выгорит чего, а там дожди потушат,

а там умрет и слух, точнее звуковой

барьер уже не даст все вести переслушать.


захватчики, войдя, успеют поседеть,

забыть родной язык, отдать детишек в школы...

какой-нибудь царьград, с огнями в высоте,

с монетами, где царь, гад в чешуе тяжелой.


2007


расцвела топорами земля


люди горят как сырые дрова - неохотно, вонюче.

хочешь маяк - а получится дрянь, крематорий.

сеешь разумное с добрым, а им не ужиться - получишь

вечную пустошь, где лишь белена да топорник -


ржавый, тяжелый цветок, тихих дум плотоядная флора.

вздрагивать поздно - понятно же, кто кого срубит.

думай, что ветер окажется сильным, а небо просторным

ровно настолько, чтоб кануть в нем, синем и хрупком.


2007


каванах


земля как пустая раковина поющая в темных далях

в струящейся слушающей посверкивающей глубине

с молчаливыми ртутными прочерками и стаями

зодиакальных животных составленных из огней


а единственный звук и тот обещание зрячей боли

вот мгновенная синева колючая горсть золотых светил

и долгий выдох опять уходящий в простую голую

безъязыкую ноту слышимую почти


2007


типа сокровище в лотосе


крекс-пекс, говорит, крибле-крабле, накось выкуси, ча-ча-чао.

ёптель-мобтель, еще подкатитесь, госпадипамилуй мя.

ёшкин кот, синий газовый лотос горит над землею печали,

ни теней от него, ни света, в сердцевине темная полынья.

и такая фигня, что на что ни глянешь, чувствуешь - невзаправду.

а то, чего нет, необозримо, и не дойти до края его.

и плывешь, как слепое пятно, похожий на аргонавта

в вывернутом тулупе золотящегося ничего.


2007


плетенка


старая кошка тычется большой, невеселою головой

в небольшую плетенку, в котячество свое сладкое,

перешедшее в сон на солнце, сон поближе к теплу, и вот

голова не пролазит в прошлое, и стоишь на дрожащих лапах,

думая, или, точнее, чувствуя тяжелую, урчащую пустоту,

календарный сквозняк, уже сделавший нас полустертой

неуверенной линией памяти, осыпающейся на свету -

ну так вот оно, будущее, шестеренчатый воздух спертый.


2007


полонез


засыпай же как божий коготь как древний вождь

в песнопенья убогих в поруганное пространство

задымленных отечеств текущих в тоску и дрожь

белоглазым шепотом слоящимся и напрасным


где рояльный мастер не хнычет но в твердой тьме