Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется - страница 36
Не озираясь и не отдыхая,
Ушел в пустыню.
Для чего? Зачем?
Уже давно по думал он. Что думать?
Куда б ни шел он, где бы ни скитался,
Повсюду та же горечь, и тоска,
И одиночество, и скорбь без меры!
Лес кончился. Хрустит песок пустыни
Под тяжестью шагов. Шакал завоет
В расселине, орел всклекочет в небе,
Сверчок уныло где-то прострекочет,
И вновь безмолвие, покой могилы.
Порою в этой тишине, внезапный
Песчаный смерч, как исполин, взовьется,
Столпом белесым подымаясь к небу,
И, закрутясь, пройдется по равнине,
Как царь — и вмиг обрушится на землю,
Уйдет, как призрак.
Колесница солнца
Уже клонилась долу. Раскаляясь,
Пылало небо, как большой котел,
Куда воды налить забыл хозяин.
И вдруг в туманной мгле у той черты,
Где свод небес сливается с пустыней,
Багрянцами заката пламенея
Слепительно, — возникло нечто вдруг,
Блистающее гранями кристалла.
Река ли там, окованная льдами,
Гигантскою подхвачена рукой,
Столбом вздымалась посреди пустыни?
Или мираж струился над песками
И фантастической манил игрой?
Лучи заката вспышками огня
Позолотили верхний край стеньг,
Её зубцы, и выступы, и башни,
В лазурном утопающие небе.
А книзу, как пурпурный водопад,
Спадали тени вечера, спокойно
Склонялись у могучего подножья.
И этот вид безмолвному скитальцу
Был точно гром и точно дрожь земли:
Остолбенел он, бледный, как мертвец,
И взором ястребиным углубился
Туда, в огнем пылающие дали.
О, зрелище, знакомое ему!
Не раз и наяву, и в тяжких снах
Оно являлось! Каин задрожал,
Мучительная боль возникла в нем.
И ненависть зажглась в его глазах,
А на устах бескровных, крепко сжатых,
Несказанное, замерло проклятие.
«Вот рай! Гнездо утраченного счастья,
Мелькнувшего, подобно сновиденью!
Родник неисчерпаемого горя,
Которое так близко стало людям,
Как близко прирастает кожа к телу —
Не выйти из нее до самой смерти!
Будь проклято, коварное виденье,
Ты жгучие мне растравляешь рапы,
Не облегчая и не убивая!
Будь проклято и ты, и самый миг,
Когда ты появилось и когда
Отец мой в первый раз тебя увидел!
Будь проклято во имя всех терзаний
Людских и всех несбыточных стремлении!
И, зубы стиснув, отвратился Каин,
Чтоб прочь идти, — но вдруг печаль без меры
Им овладела и тоска; себя
Он ощутил таким бессильным, жалким,
Таким несчастным, как никто на свете.
Поникнув головой, закрыв лицо
Руками, он окаменел на месте,
Кровавым светом вечера облитый,
А тень его большая пролегла
Далеко в степь и в сумраке тонула.
И захотелось вдруг ему опять
Взглянуть на запад. Вопреки сознанью,
Стремился взор его туда, все тело
Туда стремилось. Напрягая волю,
Он снова поборол порыв, руками
Глаза закрыл, но руки через миг
Без сил упали.
Как больной в горячке
Неистовую, ощущает радость,
Свои же растравляя раны, — Каин
Не мог отвлечься от виденья рая,
Всю душу возмутившего и в сердце
Всклубившего безумную тоску
И озлобленье. Чудилось ему —
В нем часть души свирепо рвется прочь,
А часть без памяти, как мотылек
В огонь, летит к хрустальной двери рая.
Но вот погасло солнце, и тотчас,
Как пес, отпущенный с цепи железной,
Набросился на землю сумрак ночи,
И дивное рассеялось виденье.
Бессильно Каин рухнул на песок,
Ища покоя. Дикий зверь пустыни
Не устрашал его: печать веков
На Каине лежала, прочь гоня
И тварь-любую, и любую смерть,
Но отгоняла и покой и сон.
Всю ночь, подобно рыбе на песке
Холодном, он ворочался, бессонный.
Когда же снова солнце запылало
И озарило даль — нашло в песке
Ложбину лишь, где укрывался Каин.
А он уже с рассвета был в дороге —
Он шел на запад. Некая мечта
Влекла его туда, хоть образ рая
Скрывался за туманной пеленою,
Окутывавшей половину неба.
Что ждало там его? Он сам не знал.
Но, не надеясь и не ожидая,
Он все же шел. Так журавли, почуяв,
Что где-то за морем, в краю полночном,
Идет весна, — раскидывает крылья
И с песней звонкою летят туда,
За сотни миль, не думая о бурях,
О всплеске волн и хитрости ловцов.
Весь день в тумане он бродил, как в море.
Лишь к вечеру рассеялся туман,
И на мгновение лучи заката
Открыли вновь вчерашнее виденье:
Громады стен и золотые башни, —
Но так далеко, в несказанной дали,
Что мнилось, путь до неба ближе вдвое.
Но разве даль страшна? Пусть мелок шаг
Людской и слаб, — измерит Каин им