Стимулы и институты - страница 13
Нам исключительно трудно понять, как те же самые экономисты и политологи, которые пытались убедить общественность в своей стране и за рубежом, что развал Советского Союза был неизбежным результатом естественного развития событий, которому никто не мог сколько-нибудь эффективно противодействовать, могут в то же самое время верить, что они будут в состоянии после краха управлять развитием событий в желательном направлении. Тот подход, который предполагает непосредственный, направленный сверху вниз переход от социализма к капитализму, получил смертельный удар, когда Советский Союз с его официальными институциональными структурами был разрушен практически за одну ночь. Спонтанная природа происходящего после этого процесса требует иного взгляда, в соответствии с которым переход осуществляется по своей собственной логике, порожденной специфической системой стимулов.
Разрушение официальных институциональных структур Советского Союза и начало спонтанного процесса перехода в странах — его наследницах не означало, что реформа может начаться заново с чистого листа. Напротив, согласно общей теории институциональных изменений7 это просто означало, что сила принуждения и функции социальной координации переместились на институты и неофициальные силы принуждения низшего уровня, которые пережили крах коммунизма. Именно эти выжившие институты и силы принуждения ныне преобладают в России и в большинстве других стран бывшего Советского Союза, определяют структуру стимулов, с которыми имеют дело экономические агенты, и в основном препятствуют попыткам получения желаемых результатов с помощью таких мер, как либерализация, приватизация, макроэкономическая стабилизация и открытая экономика.
Следствия предлагаемого изменения точки зрения очень глубоки. С одной стороны, мы вынуждены вновь вернуться к анализу институциональной структуры коммунистической системы, чтобы найти те элементы (главным образом, в нижних эшелонах и неофициальных взаимоотношениях между экономическими агентами), которые выживают после краха системы. С другой стороны, более не представляется разумным предполагать a priori, что «переход» осуществляется в направлении привычной рыночной экономики. Если институциональная картина нижнего уровня и система стимулов, с которыми сталкиваются экономические агенты, изменилась лишь незначительно в течение ранних стадий перехода, направление изменений должно быть также выведено как результат позитивистского экономического анализа, который использует лишь некоторые начальные допущения об экономическом поведении (а именно разумные микроосновы). И действительно, как будет показано в этой книге, структура стимулов, встроенных в текущие переходные условия, ведет к консолидации системы, которая почти столь же далека от свободной рыночной экономики и демократического государства, как и предшествующая ей коммунистическая система, да и ее экономическая эффективность также не намного лучше последней.
Таким образом, все еще широко распространенное предположение о том, что российский переходный период неминуемо приведет к «открытому обществу» (в смысле Карла Поппера), должно, по крайней мере на настоящем этапе, рассматриваться как поспешное. Доказательства, лежащие в основе этого предположения, на самом деле являются ни чем иным, как «чарами Платона» или «историцистским подходом», который очень резко критиковал тот же Карл Поп-пер. По его словам, этот подход может быть использован для того, чтобы «дать надежду и оказать поддержку тем, кто не может обойтись без них», но, что больше всего тревожит с точки зрения практической политики, его влияние «может отвратить нас от каждодневных задач общественной жизни» (Поппер [86, 1:3, 9]). Как мы детально покажем в частях II и III, историцистское предположение о «неизбежности», с которой Россия «должна» двигаться в направлении рыночной экономики, затуманивает взор российскому правительству и его западным советникам и препятствует осуществлению давно назревших изменений в экономической политике. Вместо того чтобы трезво взглянуть на факты и приблизить рецепты к реальности, архитекторы первого этапа посткоммунистической реформы в России, а также многие западные советники, предложили упрощенные рецепты, которые основываются на a priori идеальных схемах (например, подход СЛП — стабилизация, либерализация, приватизация, критически рассмотренный в главе 4). Когда конкретные события не укладываются в эту схему, типичная реакция состоит в том, чтобы объяснять неудобные факты некими временными факторами. Этот подход представляется опасно похожим на подход, знакомый нам со времен Советского Союза. Когда, наконец, стало невозможно игнорировать неэффективность и другие недостатки социалистической системы, «политическая экономия социализма» стала утверждать, что все это лишь «временные трудности» на фундаментально правильном пути. При таком подходе, как это отмечал все тот же Карл Поппер, становится возможным «любое мыслимое историческое событие» втиснуть «в рамки схемы интерпретации» [86, 1:9].