Стимулы и институты - страница 12

Эти экономические провалы привели к ужасным последствиям для жизни многих простых россиян. Реальные доходы уменьшились на треть, жизненный уровень в большинстве регионов опустился до уровня, не виданного несколько десятков лет. Попытки правительства побороть инфляцию привели не только к громадным задолженностям по выплате заработной платы и пенсий, но и к неспособности самого правительства расплатиться за заказанные им товары и услуги. Это привело к полному расстройству платежей, к такому положению, когда 75 % товаров и услуг либо оплачиваются натурой, либо векселями, которые невозможно обратить в деньги, либо через нелегальные каналы, позволяющие полностью избежать уплаты налогов. В реальных терминах правительственные пенсии и зарплаты уменьшились до 40 % их первоначальной величины, а правительство по-прежнему не может собрать достаточно налогов, чтобы покрыть эти расходы. Объем налогов, собранных как федеральными, так и местными властями, упал до 20 % ВВП. Тем временем внешние долги резко возросли, а внутренний долг, который еще десять лет назад был ничтожным, вырос до 15 % ВВП. Современная российская рыночная экономика создала горстку сверхбогатых людей, оставив остальных бороться за выживание.

Список российских экономических бед можно легко продолжить. Однако основная мысль ясна: экономический и социальный кризисы выросли далеко за рамки того, что может быть описано в терминах «трудностей переходного периода». Наиболее тревожный факт в том, что в существующем спектре почти не видно позитивных тенденций. Исключительно важно понять, почему результат того, что повсеместно считалось правильным курсом реформ, оказался столь печальным и что можно сделать, чтобы выправить положение, пока еще не поздно. Эта книга представляет собой попытку поставить эту задачу прямо, начиная со стимулов и институтов.

Отход от тоталитаризма, совсем недавно начавшийся в России, являет нам уникальный случай среди крупных стран в XX веке, который можно определить вслед за Мэнкуром Олсоном как переход «исключительно внутренний и спонтанный» (Олсон [85, с. 573]). Германия, Япония и Италия были разбиты в войне и оккупированы демократическими странами; кроме того, каждая из этих стран до войны имела, по крайней мере ограниченный, опыт демократии и свободного рынка6. Последнее относится также и к странам Восточной Европы; кроме того, их тоталитаризм не носил спонтанного характера, а, скорее, был результатом советской оккупации. Что касается Китая, то, несмотря на его громадные экономические успехи, едва ли можно сказать, что переход к демократии там уже начался.

Признание текущего в России переходного процесса внутренним и спонтанным едва ли может быть оспорено. Однако общепринятый подход к «переходной экономике», как представляется, очень далек от понимания ее последствий. Этот общепринятый подход все еще разделяет точку зрения, в соответствии с которой реформа в бывших социалистических экономиках является «процессом, приводимым в действие экзогенными политическими изменениями (отменой планирования, приватизацией, отменой контроля над ценами и пр.). Реформа рассматривается как процесс творческого институционального разрушения, который направляется центральными плановыми органамии сверху вниз. В этом линейном взгляде на реформу эгоистичный ответ агентов экономики, как ожидается, должен стимулировать поведение, ориентированное на извлечение прибыли и рыночную активность» (Джефферсон и Равски [62, с. 1]).

Мы можем вспомнить много различных подходов к проблеме перехода России к рыночной экономике, начиная с пионерской работы «500 дней: переход к рыночной экономике» (Явлинский и др. [116]; см. также Эллисон и Явлинский [5]), в которой этот «линейный взгляд» на реформу стал отправной точкой. Мы по-прежнему считаем, что, если бы реформа осуществлялась в четко определенных институциональных рамках (как это еще и было в бывшем Советском Союзе во время написания «500 дней»), такой подход был бы возможен (именно это и случилось в некоторых странах Восточной Европы). Однако чем больше времени проходило со времени развала Советского Союза, тем быстрее таяли надежды на успех такого подхода. Все последующие «программы перехода» были более или менее состоятельны и содержательны. Некоторые из них выдвигались правительством и были поддержаны МВФ и Всемирным банком, а иные предлагались некими исследовательскими фондами с никому не известными названиями. Одни были разработаны только российскими экономистами, другие — в сотрудничестве с известными западными специалистами. Но все эти программы, включая и те, что были разработаны по поручению правительства и/или под эгидой МВФ — Всемирного банка, имели одну общую черту. Ни одна из них не была осуществлена.