Сто тайных чувств - страница 24

– Даже если они были не такими, какими их сейчас помнят? – спросил Саймон.

Дэйв сделал паузу, затем сказал:

– Да.

– А как насчет Эрика? – спросила я. – Если люди помнят Гитлера дольше, чем Эрика, значит ли это, что Гитлер бессмертен, а Эрик – нет?

Дэйв снова сделал паузу. Но прежде чем он успел ответить, Саймон твердо заявил:

– Эрик был крутой чувак. Никто никогда не забудет Эрика. И если рай существует, то Эрик сейчас именно там.

Помнится, я была без ума от Саймона из-за этих слов. Потому что сама так чувствовала. Куда испарились те чувства? Исчезли, как боа из перьев, пока я отвлеклась? Стоит попробовать отыскать их снова?

Я цепляюсь не только за обиды. Я помню ту девчонку на моей кровати. Я помню Эрика. А еще я помню силу нерушимой любви. В моей памяти до сих пор есть место, где я храню всех этих призраков.

У моей мамы новый бойфренд по имени Жайме Жофре (португалец?). Мне даже встречаться с ним не надо, чтобы удостовериться, что он очаровательный, темноволосый и у него вид на жительство.

Он будет говорить с акцентом, а потом мама спросит: «Правда он сексуальный?»

Слова кажутся ей страстными, если мужчина с трудом подбирает их и если говорит «амор», а не просто «любовь».

Несмотря на всю свою романтичность, моя мать практичная женщина. Она хочет доказательств любви: отдавай – и тебе воздастся. Букеты, уроки бальных танцев, обещание вечной верности – тут уж решать мужчине. А вот примеры жертвенной любви Луизы: бросить ради возлюбленного курить и провести неделю в спа-салоне. Она предпочитает грязевые ванны на термальном курорте «Калистога» или гостиницу «Сонома Мишен инн». Мама считает, что мужчины, понимающие такой обмен, принадлежат к развивающимся странам – она никогда бы не сказала «третьего мира». Колония под иностранной диктатурой – это прекрасно. Когда развивающаяся нация недоступна, она соглашается на Ирландию, Индию, Иран. Мама твердо верит, что мужчины, которые пострадали от угнетения и теневой экономики, знают, что на карту поставлено нечто большее. Они изо всех сил стараются завоевать вас. Они готовы пойти на сделку. Благодаря этим мыслям моя мать находила настоящую любовь столько раз, сколько раз навсегда бросала курить.

Да, я злюсь на мать. В то утро она спросила меня, можно ли ей заскочить и развеселить меня. Два часа она сравнивала мой неудавшийся брак и свой союз с Бобом. Отсутствие ответственности, нежелание идти на жертвы, потребность только брать, но ничего не отдавать – вот общие недостатки, которые она заметила в Саймоне и Бобе. А мы с ней только и делали, что «давали, давали и давали от всего сердца». Она стрельнула у меня сигарету, потом спичку.

– Я видела, что все к этому идет. – Она глубоко затянулась. – Еще десять лет назад. Помнишь, Саймон полетел на Гавайи, а тебя оставил дома валяться с гриппом.

– Так я же сама его отправила. У нас были невозвратные билеты, и ему удалось продать только один.

Почему я его защищала?

– Ты болела. Он должен был подносить тебе куриный бульон, а не скакать по пляжу.

– Он скакал, как ты выражаешься, со своей бабушкой. У нее был удар. – В моем голосе зазвучали по-детски капризные нотки.

Мать сочувственно улыбнулась.

– Милая, больше не нужно отрицать. Я же знаю, что ты чувствуешь. Я твоя мама, не забывай. – Она потушила сигарету, прежде чем заявить в своей обыденной манере социального работника: – Саймон недостаточно любил тебя, потому что это ему чего-то недостает, а не тебе. Ты очень привлекательна. С тобой все в порядке.

Я натянуто кивнула:

– Мама, мне правда пора на работу.

– Иди. А я еще выпью чашку кофе. – Она посмотрела на часы и сообщила: – Дезинсекторы обрабатывали мою квартиру от блох в десять. На всякий случай я хотела бы подождать еще час, прежде чем вернуться.

А теперь я сижу за столом, не в силах работать, выжатая как лимон. Что, черт возьми, мать знает о моей способности любить? Неужели она не поняла, что сделала мне больно? Она жалуется, что время, проведенное с Бобом, было потрачено впустую. А я? Как насчет времени, которое она не проводила со мной? Разве это не было пустой тратой времени? И почему я сейчас трачу силы на размышления об этом? Я снова превратилась в сопливого маленького ребенка. Вот я, двенадцатилетняя, лежу лицом вниз на своей кровати, закусив уголок подушки, чтобы Гуань не слышала моих сдавленных рыданий.