Сто тайных чувств - страница 31

– Да ты что?! – восклицала я в ответ на каждый комплимент в адрес этой девицы. – Это потрясающе!

Странно, что он продолжал говорить о ней в настоящем времени. Естественно, я считала, что она жива. Как-то раз Саймон сказал, что у меня на зубах осталась губная помада, и, когда я поспешно стерла ее, добавил:

– А вот Эльза не красится. Даже помадой не пользуется! Она не верит в макияж.

Мне хотелось заверещать: «Во что тут верить? Ты или красишься, или нет!»

К тому времени мне захотелось поколотить ее, эту девицу, настолько нравственно чистую, что она должна была быть самым гнусным гоминидом, когда-либо ходившим по планете Земля, в ботинках из искусственной кожи. Даже будь Эльза милой, это не имело бы значения, я бы все равно ее презирала. Мне казалось, Эльза не заслуживала Саймона. Почему он достался именно ей вместе с другими благами жизни? Она заслужила олимпийскую золотую медаль за метание диска. Она заслужила Нобелевскую премию мира за спасение умственно отсталых детенышей китов. Она заслуживала того, чтобы играть на органе в Мормонском табернакальном хоре.

Саймон, с другой стороны, заслуживал меня, девушку, которая помогла бы открыть тайники его души, секретные проходы, которые Эльза забаррикадировала постоянной критикой и неодобрением. Стоило мне похвалить Саймона – например, заявить, что он изрек что-то важное, он начинал отнекиваться:

– Ты так думаешь? Эльза говорит, что одна из моих самых больших ошибок заключается в том, что я соглашаюсь со всем, что приятно и легко, и недостаточно хорошо все обдумываю.

– Не верь всему, что говорит Эльза.

– Ага, это она тоже говорит. Она ненавидит, когда я просто принимаю все, что мне преподносят как правду. Она считает, что нужно доверять собственной интуиции, вроде того парня, который написал «Уолдена»… как его там… Торо! В любом случае Эльза считает, что важно спорить, докапываться до сути того, во что мы верим и почему.

– Ненавижу спорить.

– Я не имею в виду спор в форме ссоры. Скорее, такие споры, как у нас с тобой.

Меня бесило, когда меня с кем-то сравнивали, да еще и не в мою пользу. Я пыталась кокетничать.

– И о чем же вы с ней спорите?

– Например, несут ли знаменитости ответственность как символы эпохи, а не только как люди. Помнишь, когда Мухаммед Али отказался от призыва в армию?

– Разумеется, – соврала я.

– Мы с Эльзой сошлись во мнении, что он молодец, раз выразил личную позицию против войны. Но затем он возвращает себе титул чемпиона в супертяжелом весе, а позже президент Форд приглашает его в Белый дом. Эльза сказала: «Ты можешь в это поверить?» Я ответил: «Черт, если бы меня пригласили в Белый дом, я бы тоже пошел». – «К президенту-республиканцу? В год выборов?» Она написала ему письмо.

– Президенту?

– Нет, Мухаммеду Али.

– Ах да, ну конечно.

– Эльза говорит, нельзя просто рассуждать о политике или смотреть новости по телевизору. Нужно что-то предпринять, иначе ты часть этого.

– Часть чего?

– Лицемерия. Это то же самое, что и коррупция.

Я представила Эльзу, похожую на Пэтти Херст[28], в берете и военной форме, с автоматом на бедре.

– Она считает, что все люди должны занимать активную нравственную позицию. В противном случае через тридцать лет или меньше наступит конец света. Многие наши друзья говорят, что она пессимистка. Но Эльза думает, что она настоящая оптимистка, потому что хочет что-то сделать, чтобы изменить мир к лучшему. Если подумать, она права.

Пока Саймон откровенничал относительно нелепых идей Эльзы, я мечтательно анализировала его черты, насколько он похож на хамелеона. Его лицо менялось: с гавайского на ацтекское, с персидского на сиу[29], с бенгальского на балийское.

Как-то раз я спросила его, что за фамилия такая Бишоп[30].

– Да это все миссионеры-чудаки со стороны. Я происхожу из семьи Бишоп, семьи, прославившейся на острове Оаху. Мои предки приплыли на Гавайи в восемнадцатом веке, чтобы обратить прокаженных и язычников, а затем женились на королевских особах и стали владельцами половины острова.

– Ты шутишь!

– К сожалению, мы не унаследовали ничего из богатств, ни тебе ананасовой рощи, ни поля для гольфа. Со стороны матери у меня гавайско-китайские корни, с парой принцесс в генофонде. Но опять же без доступа к пляжной собственности. – А потом он рассмеялся. – Эльза однажды сказала, что от миссионерской ветви моей семьи я унаследовал слепую веру, а от королевской гавайской стороны склонность использовать других для удовлетворения собственных потребностей, а не зарабатывать на это самостоятельно.