Страна поднимается - страница 34
Он роняет голову на подушку, белеют его седые волосы.
— Да и сама гора Тьылэй позабыла нас, — снова вздыхает он. — Позабыла совсем… Это правда… Зачем ей вспоминать нас? Разве мы, безумцы, сами не бросили ее, не ушли от нее на чужбину?.. Сколько раз отговаривал нас Нуп — раза четыре, нет, пять, а мы не послушали его… По заслугам и кара… Они не думают больше о нас, и они нравы…
Люди, сидящие вокруг очага, молчат, словно лишились дара речи. Слышатся негромкие всхлипывания. Кто, кто это плачет? Шестеро людей поднимают головы и глядят друг на друга. Плачут все шестеро.
Ах, как хочется сестрице Ла заговорить, облегчить душу, слова так и просятся на язык. Но можно ли говорить об этом?.. Правда, Нуп не сказал: держите все в тайне… А может, просто забыл напомнить?.. Если открыть секрет, не случится ль чего?
Но она больше не в силах молчать. Перекатывая с места на место багровый уголек, она долго глядит на едва тлеющий огонь, потом отбрасывает волосы со лба и говорит:
— Нет, гора Тьылэй не забыла нас. И ручей Конгхоа не забыл… Слышите, нас помнят…
Пятеро человек поворачиваются и глядят на сестрицу Ла. А она продолжает, точно говорит сама с собой:
— Нет, нас не забыли, о нас помнят… Даже среди ночи… в этот дождь и ветер… Там, в лесу, нас ждут… Ждут и жалеют…
— Кто? — спрашивают все пятеро в один голос. — Кто ждет нас в лесу?
— Человек, что спустился с горы Тьылэй.
— Но кто оп? Кто?.. Почему ты не хочешь сказать? Пе назовешь имени?
Нет, Ла не в силах больше сдерживаться. Она плачет навзрыд, бормоча сквозь слезы:
— Я скажу… Скажу… Это — Нуп! Слышите, Нуп… Едва мы пришли сюда, он явился следом за нами… Он прятался в лесу за полем Харо… Все разузнал и придумал, как нас спасти…
— И ты… Ты виделась с пим?.. Где, когда?
Ла рассказывает им все о своей встрече с Нупом: что говорил он, как велел поступать. Все шестеро, загасив огонь, сидят и шепчутся в темноте. Темно. Но они знают: у каждого из глаз текут слезы.
— Слушайте, люди, — повторяет на все лады старый Шринг, — помните: мы виноваты кругом перед Нупом… Теперь надо выполнить все его наставления… Прикинемся, будто во всем согласны с французом… И никому ни слова, будем хранить тайну… Ежели хоть словечко дойдет до француза… сам убью любого, своими руками.
…Дней через пять были отпущены два последних узника из Конгхоа. И волостной начальник Тю Ру держал во французской крепости такую речь: «Все эти тридцать восемь человек как мыши, взбежавшие до самого копчика отвесного шеста, — им некуда больше деваться. А нам не о чем тревожиться».
В непроглядном мраке, окутавшем деревню Харо, снуют люди. Их много, они торопятся. Но не слышно ни слова, ни звука. Разве что иногда звякнет, упав наземь, оброненная кем-то мотыга или котел. И люди тотчас замирают, не дыша. Тридцать с лишком пар глаз опасливо озираются в темноте. Наверху, в крепости, француз-часовой бряцает ружьем и кричит что-то по-своему. Но вокруг опять тишина, все спокойно. Невидимые во мраке ночные птицы хлопают крыльями над самыми головами людей. Исконные жители Харо спят, ни о чем не ведая.
Старая Ху и сестрица Ла ведут Нупа по деревне. Всюду, куда ни придут они, звучат приглушенные восклицания:
— Это ты, Нуп?!
— О небо, Нуп!.. Добрая ты душа, не забыл земляков из Конгхоа!
Чьи-то руки обнимают его. Кто-то плачет. Он высвобождается из крепких объятий, вслушивается в знакомые голоса и узнает каждого: дядюшка Шринг, сестрицы Хань, Ле, Тунг, братец Шонг…
— Полно, хватит плакать, — негромко говорит Нуп. — Перебудим всех жителей Харо, а там расчухается француз — и дело сорвется… Доброта моя здесь ни при чем. Разве могу я, человек Партии, вот так — ни за что ни про что — потерять тридцать восемь душ народу? А теперь помолчим, давайте трогаться! И помните, домой должны прийти все тридцать восемь человек — как один…
Люди с корзинами за спиной собираются на деревенской площади. Нуп пересчитывает их: тридцать четыре человека! Считает снова: опять только тридцать четыре. Пересчитывает в третий раз: то же самое.
— Куда подевались еще четверо?
В темноте шелестят встревоженные голоса, окликая друг друга: